Другая королева

– Нет, я не знаю, – ледяным голосом отвечает она. – Я ничего не знаю ни о его чувствах к вам, ни о ваших чувствах к нему, ни о ваших так называемых чарах, так называемой магии, ни о вашей знаменитой красоте. Я не знаю, почему он не может сказать вам «нет», почему проматывает на вас богатство, даже мое собственное состояние. Я не знаю, почему он рискует всем, пытаясь вас освободить. Почему он не стерег вас усерднее, не запер в ваших покоях, не урезал вам двор. Но он больше не может этого делать. Вам придется решиться самой. Можете испытать свои чары на графе Хантингдоне и посмотреть, как они на него подействуют.

– Хантингдон – человек королевы Елизаветы, – в отчаянии говорю я. – Вы это знаете. Он ей родня. Он сватался к ней. Он – следующий наследник трона после моего мальчика. Вы думаете, я смогу его очаровать?

– Видит бог, у вас есть возможность попробовать, – ядовито произносит она, склоняется в реверансе и пятится к двери.

– Или что? – спрашиваю я, когда она уходит. – Или что? Что станет со мной под его надзором? Вы посылаете меня на смерть, и вы это знаете. Бесс! Бесс!

1569 год, ноябрь, замок Татбери: Джордж

Я не могу спать. Я и есть не могу, пока это происходит. Я не могу спокойно сидеть на стуле или получать удовольствие от верховой прогулки. Я выкупил для нее четыре дня безопасности, указав, что у них недостаточно надежная охрана, и когда в поход вышла северная армия – кто знает, где она? – выезжать с королевой они не посмеют. Могут угодить прямиком в засаду. Никто не знает, сколько народу примкнуло к северным лордам. Никто не знает, где они сейчас. Гастингс поворчал, но послал за подкреплением.

– К чему беспокоиться? – спрашивает меня Бесс, и ее карие глаза холодны. – Если она все равно должна уехать? Зачем печься о том, чтобы у Гастингса была сильная охрана? Я думала, ты хочешь, чтобы ее спасли.

Я хочу сказать ей: «Потому что я сделаю все, чтобы продержать ее под одной крышей с собой еще хоть день». Но это было бы неразумно. Поэтому я замечаю:

– Отовсюду приходят известия, что Уэстморленд и Нотумберленд вышли в поход и что в их армии больше двух тысяч человек. Я не хочу высылать их беде навстречу. Нам не станет легче, если они попадут прямиком в засаду.

Бесс кивает, но не похоже, что я ее убедил.

– Мы же не хотим, чтобы она тут застряла, – говорит она. – Армия ринется за ней, как осы в горшок с вареньем. Лучше пусть она уедет, чем они нас здесь осадят. Пусть лучше уедет раньше, чем позже. Нам она тут не нужна. Нам не нужно, чтобы за ней пришла армия.

Я киваю. Новобрачным, которыми мы были лишь несколько месяцев назад, она тут действительно была бы не нужна, она бы помешала их счастью. Но нам? Мы теперь не едины в желаниях. Бесс думает лишь о том, как пережить трудные времена и сохранить состояние. А я по какой-то причине не могу думать вовсе. Я не могу строить планы. Думаю, у меня приступ подагры, как бывало прежде. Я никогда раньше не был таким пустоголовым, таким усталым и больным. Кажется, я часами смотрю в окно, через двор, на ее закрытые ставни. Наверное, я болен. Я не могу думать ни о чем, кроме того, что у меня осталось всего четыре дня с ней под одной крышей, и я не могу придумать причину перейти двор и поговорить с ней. Четыре дня, а я могу так и провести их, как пес сидя под закрытой дверью, не зная, как войти. Я вою молча.

1569 год, ноябрь, замок Татбери: Бесс

На рассвете я слышу стук в большие ворота. Я тут же просыпаюсь, уверенная, что это северная армия явилась за нею. Джордж не двигается, лежит, как камень, хотя я знаю, что он не спит; он, кажется, вообще не спит в последние дни. Он лежит и слушает с закрытыми глазами, он не говорит со мной и не дает мне возможности заговорить с ним. Даже сейчас, когда колотят в ворота, он не двигается – за него всю жизнь открывал двери кто-то другой. Я сердито выбираюсь из постели, набрасываю халат, прикрывая наготу, затягиваю пояс и бегу к двери, а потом вниз по лестнице, где привратник открывает ворота, и во двор вваливается с топотом заляпанный грязью всадник, и лицо его бело в рассветных сумерках. Слава богу, это гонец из Лондона, а не армия с севера. Слава богу, они не пришли за нею, когда их некому встретить, кроме меня в ночной рубашке и моего мужа, оставшегося в постели, лежащего, как надгробие.

– Имя? – требую я.

– От Сесила.

– Что такое?

– Война, – коротко отвечает он. – Наконец-то война. Север восстал, лорды Уэстморленд и Нотумберленд поднялись против королевы, вывели людей, развернули знамена. Они идут под знаменем пяти ран Христовых, каждый папист в королевстве спешит к ним присоединиться. Они поклялись восстановить истинную веру, платить должное жалованье работящим и, – он кивает на покои королевы, – освободить ее и вернуть на ее трон.

Я стискиваю халат под горлом; прохладный воздух студен, как страх. Туман, поднимающийся с заливных лугов, влажен, как дождь.

– Они идут сюда? Ты уверен?

– Совершенно. Сюда. Ваш приказ, – говорит он, роясь в суме и передавая мне мятое письмо.