Гиршфельд хотел этими примерами проиллюстрировать легкость двойной жизни в большом городе для гомосексуалов, скрывающих свою сексуальную ориентацию, но примеры интереснее: они показывают тягу и других людей к хотя бы временному освобождению от жестких норм своей культуры.
И культура вынуждена считаться с этой потребностью, снимать напряжения.
Во всех культурах есть какие-то периоды, когда нормы меняются на противоположные, запреты - на разрешения и даже на стимулирование делать запретное. Это карнавал, Купальская ночь, Святки и т. п. Есть ситуации, в которых люди "из общества" всегда могли на время отпустить поводья, расслабиться - скажем, поездка к цыганам, общение с богемой, в наше время - уход в хиппи. Есть люди, которым нарушение ряда норм разрешено всегда - шуты, скоморохи, юродивые, шаманы. Для обычной гетеросексуальной популяции "голубые", queers - это нечто вроде юродивых в сексуальной сфере, ряженых на празднике, гомосексуальная субкультура - это вечный карнавал. Вот почему люди, укорененные в этой субкультуре - это геи, "веселые" и "беспутные".
А подсознательное если не стремление, то искушение среднего гетеросексуала испробовать этот уклон образует ту почву, из которой может вырасти внезапная реализация искушения. У Жене ("Дневник вора") "Михаэлис - красавец мужчина - признается, что больше гордится восхищенными взглядами мужчин, чем женщин.
- От этого я задираю нос еще выше.
- Ты же не любишь мужчин.
- Это не имеет значения. Я счастлив, когда завидев мою смазливую рожу, они истекают слюной от желания. Поэтому я с ними любезен."
(Жене 1997: 125)
Вскоре он влюбился в Жана. Вот типичный пример такого зигзага из автобиографий, присланных поляками в журнал "Иначэй". Некто "Анджей", не скрывающий своей гомосексуальности, рассказывает: