Другая любовь

"Слово "гей" ("веселый" - Л.К.) происходит из полусвета, из мира "веселых девиц", и предполагает нечто промискуитетов, публичное, полупрофессиональное". Он добавляет, что геи живут среди себе подобных, общаются в основном друг с другом и имеют уйму сексуальной практики. "Всё это делает их слегка пресыщенными и дает им почти профессиональный подход к их сосочкам и члену. <...>

Геевский мир, похоже, не щадит других людей. "Так много мужчин, так мало времени" - вот гей. При разговоре об их "трюкачестве" и чьих-то "трюках" (так англоязычные гей называют свои сексуальные приключения. - Л.К.) меня передергивает. Это ведь профессиональное словечко проституток. О, у меня полно практики со множеством разных мужчин, но когда кто-то мне по сердцу, я держусь за этих парней, я стопорю, чтобы оставить их в моей жизни".

Таким образом, профессионализация и проституционализация гомосексуального секса - это первое негативное следствие победы геевского движения, которое бросается в глаза.

Субкультуру гей-баров, голубых дискотек, клубов гомосексуалов, специальных бань и других мест для встречи, с ее упором на случайные встречи и сексуальные победы, часто называют рынком секса (Read 1980). Бойер доказывает, что эта культура предлагает молодым геям патронаж старших мужчин и представляет проституцию как более или менее нормальный аспект геевского сообщества (Воуег 1989). С этим согласен Уэст (West 1992: 78). Когда гей пользуются гей-барами, банями и клубами, они платят - и немало. Это тоже можно рассматривать как плату за секс, а организаторы этих злачных мест недалеко ушли от содержателей борделей.

В каком-то смысле в большом западном городе кварталы, заселенные геями ("голубые гетто"), битком набитые гей-барами, голубыми банями и прорезанные голубыми променадами ("плешками"), представляют собой один большой бордель, со всеми его преимуществами для гуляк - легкостью контактов и толерантностью, но и с его постылыми недостатками - пустотой, бесцельностью, скукой, а также наигранностью чувств и болезненными страстями.

Мужской бордель описан неоднократно в художественной литературе - со времен Марселя Пруста, у которого это бордель Блока, куда рассказчик отдал мебель своей тетушки, и бордель Жюпена, финансируемый бароном де Шарлю. Пруст описывал бордель весьма критически. С тех пор в литературе описания мужских борделей - как впрочем и женских - не подавались в более выгодном свете.

Отличия современной ситуации в том, что эти описания стали приобретать апологетический характер. Бордель воспевается как наилучшее место для сексуальной разрядки, как идеал гомосексуального блаженства. Но так как реальные, знакомые бордели под носом лучше не стали и, вероятно, не могут стать, то для восхитительных картин легко выбираемой и приобретаемой любви служат далекие бордели за границей. Для русской геевской прессы - это бордели на западе, хотя бы и ближнем (в бывших соцстранах), для западных - на экзотическом азиатском востоке или в Северной Африке (в бывших колониях).

Восхваления экзотических услад в восточных мужских борделях встречались и раньше. Но в частной переписке. Так, Гюстав Флобер в своих произведениях, конечно, сексуален - "Искушение Св. Антония", "Мадам Бовари", ориенталистическая "Саламбо", но голубых тонов там нет. Правда, известно, что о своей героине он говорил: "Мадам Бовари - это я".

В 1867 г. он писал Жорж Занд: "Я страдаю беспричинными сердцебиениями, пожалуй, понятными, всё сказывается на такой истеричке, как я. Ибо я утверждаю, что мужчины истеричны, как женщины, и что я именно таков" (Flaubert 1991: 592). А в 1874 г. он писал другой своей знакомой: "Др. Харди ... называет меня старой истеричкой. "Доктор, - сказал я ему, - Вы совершенно правы" (Flaubert 1926-54, 7: 137).

Но и это еще не признания в гомосексуальности.

Тем интереснее его письмо 1850 г. из Египта его другу, "бесценному бугру" (активному гомосексуалу) Луи Буйе, во Францию (Mitchell 1995: 99-102; Lariviere 1997: 144).