Другая любовь

– Еще хлебнешь с ней… – Тут ударил колокол, засигналил локомотив, громче зашумели выходящие еще из вагона, входящие в вагон… и я уже не услышал чего «хлебну»… но это будет через сутки. А тогда я остался в тамбуре в каком-то неопределенном состоянии: немного грустно, немного радостно. Мне было приятно, то, что она говорила. Мне были приятны ее прикосновения. Мне было безумно жаль «-ее», «его», – которого еще не видел. И смогу ли я рассказать обо всем этом Зорьке? Не омрачит ли это нашу встречу? Ведь мы ничем не сможем «им» помочь. Да и кто сможет?! И как трудно быть счастливым рядом с таким неблагополучием. Думая об этом, я с большим трудом (но все же оставаясь счастливым!) пробирался на свое место, совершенно запамятовав зачем преодолевал такую трудную дорогу. И вспомнил, уже добравшись до нашего «купе» рядом с противоположным тамбуром.

Оставалось только с отчаянием спросить у бодрствующих соседей:

– А почему этот закрыт?!

– Какие-то неисправности… – эту информацию отвечающие дополняли поднятием бровей, выпячиванием нижних губ, – пожимали плечами. Пришлось срочно будить моего недавнего ординарца – сантехника в довоенной жизни, который после войны сумел скомпоновать для своей работы в мирное время уникальнейший набор инструментов, при виде которого недоверчивое выражение лиц у наших соседей враз сменилось на долгожданную надежду. Даже проводнику, не подпускавшему нас «к объекту», чтоб «не доломали», достаточно было беглого взгляда на то, как Фадеич подбирает и готовит этот «невиданный» инструментарий для «операции» – чтобы дать добро на производство рискованных, с его точки зрения, работ.

Я не стану описывать неисправный туалет тех времен, в тех вагонах, потому что кто это видел, не забудет, а кто не видел, не сможет себе представить. В общем, такая… картинка… в стиле буйствующего абстракционизма.

Но мы взялись. Пришли моряки. Помощников (хоть и не очень верящих в успех) столпилось предостаточно.

Только мой второй «сопровождающий» – взводный Гриша Крылов, давно проснувшийся, лежал неподвижно и скептически улыбался. Ну, я его понимал. Он не умел и не любил работать руками, даже почерк у него был скверный… Вот ногами, головой в футболе! А до того, как после войны начались наши футбольные баталии, он пребывал среди минометчиков в ореоле потомка «славного дедушки-баснописца» – любил цитировать. И сейчас он сочился словами, будто им самим сочиненными: «А вы, друзья, как ни садитесь – все в музыканты не годитесь…»

Но мы «сели», и «сыграли» заказанную обстоятельствами работу, как по нотам! Для меня работа руками всегда была в удовольствие, и я многое умел. Ну, а Фадеич… в то время, как проборматывал свою присказку – «эх, ты мое ни то ни се» – успел поставить диагноз запутанной болезни несложного механизма и, на глаз определив возможности каждого добровольного помощника, раздал понятные задания. Задуманное, нужное дело, выполнили даже раньше предполагаемого срока – получилось! Моряки дружно выразили свой восторг: – «Ну, ты полковник даешь! Такой шурум-бурум организовал!» Я попробовал их осадить: – «Во-первых, мы договорились: я – не полковник…» А они: – «Ну, подполковник, для нас – не меньше. Майор не смог бы такое организовать!» – «А во-вторых, отремонтировал все – Фадеич!» – «Фадеич – Бог: его качать!» Фадеич деланно не реагировал на похвалу и старательнее засобирал инструменты, никому не доверяя себе помогать…

В туалет еще до окончания работ сформировалась очередь не только из «нуждающихся», но и любопытных. Слава о нас облетела весь вагон. Наша троица (то, что Гриша не работал – никто не заметил) стала еще популярней и значительней. Оказалось, что мы не просто пришельцы из легенды, но и работяги, приносящие дары…

Все же тема «свадьбы незнакомцев» (то есть моя и Зорькина) оставалась на первом месте. И стоило мне лишь выйти из туалета, куда я был заслуженно допущен вне очереди, и перекурить «это дело», как ко мне придвинулся новый пассажир, спросив, правда ли то, что ему рассказали: «переписка, свадьба без смотрин?» Мне не хотелось сердиться, у меня было хорошее настроение, а у спрашивающего немного подавленное – поэтому я выслушал его…