Другая любовь

– Я, знаете, тоже переписывался… такие хорошие письма писала! После госпиталя мне дали отпуск. Дай, думаю, поеду, проведаю, а там, может, что и выйдет!.. Приехал по означенному адресу… тоже в Москве! Поднимаюсь по лестнице. Звоню. Открывает дверь такая страшненькая женщина, горбатая. «Вам кого?» – спрашивает писклявым голоском. А там под звонком целое расписание – сколько кому раз звонить. И я звонил сколько надо. А она: «Ее нет – уехала. Когда будет – не сказала! – и быстро захлопнула дверь. Я растерялся. Чего делать – не знаю. Тут женщина поднимается по лестнице, открывает ключом дверь… ну, видит, что я как-то так стою. Спрашивает: – «Вам кого?» – Я говорю фамилию, имя, а она: – «Вы кто ей будете?» – «Мы переписывались», – говорю… а она: – «Ты прости ее, милый, она многим писала: Но чтоб не свидеться, а… ты ж видел ее…» Вот какие дела бывают… (отсутствие погон заставило рассказчика внимательно всмотреться в мой китель из необыкновенного материала, замечательно сшитый…) и он на всякий случай добавил: товарищ майор».

В это время появились матросы. Они подозрительно оглядели моего собеседника и спросили: «Не мешает, товарищ подполковник?..»

– Ой, простите, – товарищ подполковник, – извинился за нечаянно «допущенную ошибку» мой собеседник. Я великодушно отпустил ему «грех», добавив: «Спасибо за предупреждение». Тем самым, высоко оценив его сообщение. Он же – на всякий случай виновато попятился и вышел из тамбура. Тогда моряки взялись резво за меня. Пора, мол, подполковник, и отдохнуть – впереди еще вон сколько остановок. Они одновременно указали на расписание движения поездов, прикрепленное к стенке тамбура, и завершили дует такими словами:

– Много курить вредно! Оставьте нам «бычок» (так в те времена называли «окурок»), и на боковую. Мы в курсе, как вы коротали ночь с «принцессой». Говорят, вы не промах… А что мы скажем Зореньке?..

– Я ей все скажу сам. А вы скажите: у вас уже кончились сигареты?

– Что вы! Мы их бережем, как вы велели – праздничный товар!

Я моим оберегателям на всякий случай погрозил пальцем, смотрите, старших обманывать нельзя. Они спешно осенили себя множеством клятвенных знамений, и я, изобразив, успокоенный вид, вошел в вагон. Но стоило прикрыть за собой дверь, как ко мне придвинулся молодой солдат и вкратце изложил свою историю, поглядывая на дверь… видно, мой предыдущий собеседник поведал ему о «морской охране»! Вкратце его краткое изложение короткой истории выглядело, примерно, так: «Он тоже переписывался с девушкой. Письма были со стихами, рисунками… «Он» приехал к «ней», а она оказалось – замужней. И муж ее в это время вернулся – весело было…» Солдат собирался еще что-то сказать, но, видно, его голос услышали моряки, распахнулась дверь – солдатик скрылся в вагонной неразберихе, я жестом успокоил моряков – дверь закрылась, можно было укладываться на наше лежбище…

Фадеич уже устало храпел. Крылов отвернулся на своем месте к стенке. Может быть, тоже заснул. Он любил поспать. А, возможно, так прятался от ответственности за неправильный прогноз во время ремонтных работ в туалете, за свое неверие в Фадеичево и моё – умение…

Я лег, укрылся остатком своего кожаного реглана (основную часть его прихватил на себя Фадеич) – и заснул. Нет, я просто закрыл глаза и долго не мог уснуть – думал…

Ну, о чем я мог думать?! О НЕЙ, конечно. О Зорьке. Мысленно перечитывал ее письма и вносил коррективы в ее облик, предполагаемые поступки. Вот я вхожу в ее комнату. Тихо. Свет настольной лампы едва позволяет рассмотреть комнату. Зоря спит на тахте, укрывшись пледом… нет, это еще не ночь, – поздний зимний вечер. Она просто устала и прилегла отдохнуть. Я тихо ступаю, чтобы ее не разбудить и осматриваю комнату. Насколько мне здесь все знакомо! Книжный шкаф, старинный, красного дерева. В нем книги дореволюционных изданий. А у окна простенький однотумбовый письменный стол. На нем разбросаны цветные карандаши, которыми Зорька недавно рисовала Красную площадь. Из-за кремлевских стен виднеются всполохи салютов. Слева на рисунке ее портрет – улыбка до ушей, в широко раскрытых глазах отражается разноцветье салютных огней – это письмо предназначается мне…

Вдруг хлопнула дверь, я испуганно оглянулся – не разбудил ли этот звук Зорю. Глаза мои открылись, и я понял, что этот звук родился в вагоне – хлопают тамбурной дверью «очередники». Вышедший не закрыл ее за собой, и стало слышно, как моряки старательно корят проводника: – «А ты их не хотел пускать?!» Моряки, наверно, имели в виду нашу троицу. Проводник отчаянно винился: – «Каюсь, ребята, каюсь» А моряки все наступали: – «Так чтобы ты слушался нас…» – «Буду, хлопчики, буду!» – «Закрой лучше дверь, а то разбудишь всех. Разбухтелся! Буду, буду…» Дверь закрыли. Стало тише. Я всмотрелся в соседскую полутьму – не разбудил ли этот шум ребятишек или их маму…

Мама – не спала. Мы встретились взглядами.

– Вас разбудил шум? – спросил я.

– Нет-нет, я давно не сплю, – ответила соседка.

– Мы что – напрасно вернули к жизни этот туалет? Теперь вам стало беспокойно тут. И не отдохнешь?..