Другая машинистка

Разумеется, тогда я не могла распознать в улыбке Гиба тайный намек: вполне возможно, история эта – всего лишь история, а правда о детстве Одалии никогда не открывалась и не откроется ее поклонникам, погребенная под множеством слоев вымысла и неверных намеков. Забавно: я не раз пыталась вообразить иной мир, мир глазами Одалии, ведь только ее взгляд вполне различал все трюки за видимостью волшебства. Как-то раз я читала в газете статью о Гудини, его знаменитые слова, что вся его профессиональная жизнь лишь цепочка разочарований, утрата иллюзий, и теперь я поневоле задумываюсь, не так ли видела свою жизнь и Одалия. Ныне я понимаю, что это вполне вероятно.

11

Есть мрачное наслаждение в том, чтобы выйти на балкон небоскреба и, перегнувшись через ограждение, смотреть вниз, сознавая, но не выговаривая вслух: спрыгнуть – в моей власти, и мне решать. Конечно, в самом деле спрыгнуть было бы весьма неразумно, это акт самоуничтожения, полного и окончательного. Тут уж никаких иллюзий. Но порой соблазняешься игрой воображения. Примерно так ощущала я свою жизнь на исходе весны 1925-го, когда представилась возможность, образно говоря, спрыгнуть. И я уже тогда подспудно предчувствовала, что от этого прыжка мне оправиться не суждено.

Как описать то, что произошло? Наверное, можно сказать так: моя работа в участке подвела меня к развилке, и я разрывалась между двумя полюсами притяжения, болезненно влекомая темной моральной бездной, словно беззаветно влюбленная; так Мина самоубийственно стремится к графу Дракуле.

Прошло два месяца после нашей (сержанта и моей) последней встречи с Эдгаром Виталли. Помнится, зима в тот год уходила поспешно, точно гость, вдруг догадавшийся, что пересидел на вечеринке. К апрелю солнечные лучи как следует прогревали землю и в свежем весеннем ветерке ощущались густые струи подступавшего жаркого и влажного лета. Пройдя с утра по яркому утреннему свету, я окуналась в контрастную тьму участка, который до краев переполнялся гнуснейшими деталями все более отвратительных преступных признаний. Возможно, теперь этих деталей на мою долю выпадало больше прежнего: приходилось делать часть работы за другую машинистку. Мари вновь пребывала в счастливом ожидании, и сержант ограничил ее обязанности несложными протоколами и перепечаткой, ибо считалось, что будущей матери небезопасно слушать об изнасилованиях и убийствах: это может даже ускорить появление ребенка на свет. Мысль, что женщину могут постичь муки деторождения прямо у всех на глазах, в участке, тревожила мужчин куда больше, чем самые страшные подробности из уст убийцы.

– Вот очевидная причина, – сказал сержант, собрав нас и перераспределив наши обязанности, – почему женщинам не следует работать вместе с мужчинами.

Мы торжественно закивали. Думаю, и Одалия кивнула, но она стояла у меня за спиной, и я ее не видела.

– Все мы понимаем, как мало годится эта работа для слабого пола. Будь моя воля, я бы ни одну из вас, дамы, не стал подвергать тем гадостям, с какими сталкиваешься в участке, – продолжал сержант. – Но, разумеется, мы не сможем работать, если кто-то не возьмется печатать и заполнять бумаги, а наши офицеры и патрульные в этом смысле совершенно беспомощны. – Он обратил на Мари добрый отеческий взгляд: – И не будем забывать, дорогая, что кофе ты варишь лучше всех.

От такой похвалы пухлые щеки Мари оттопырились в улыбке.

– Надеюсь, ты и дальше будешь заниматься этим, а также оформлять бумаги, мы все это высоко ценим. – С этими словами сержант мановением руки отпустил нас, мы разошлись, и я вернулась к своему столу и занялась делом.

Лейтенант-детектив с утра на работе отсутствовал, но это было для нас вполне привычно. Непосредственно на место преступления чаще всего посылали его, и, пользуясь этим обстоятельством, он составлял себе график по собственному вкусу. Ни для кого не составляло тайны его отвращение к «отсиживанию», и мы предполагали, что во второй половине дня он заявится в участок и скажет, будто занимался какими-то официальными полицейскими делами.

Однако на неделе выяснилось, что в тот день лейтенанта-детектива действительно пригласили в отель на территории другого участка и попросили дать заключение по поводу смерти женщины, которую нашли в ванне в одном из номеров. Тело утопленницы лежало в знакомой нам позе, сейф был обчищен. Конечно, все в нашем участке мигом сообразили, кто тут потрудился, но сержанту и лейтенанту-детективу понадобилась без малого неделя, чтобы собрать доказательства и установить, что мистер Виталли был знаком с жертвой (на сей раз в браке с утопленницей он не состоял).

– Он уже не тратит время на свадьбы, – негромко (но я слышала) заметил лейтенант-детектив, обращаясь к сержанту. – Сразу переходит к убийству и ограблению. Оживился, думает, он в безопасности – мы-то его не трогаем.