Другая миссис

— Очень мило с вашей стороны приехать, — говорит она. — Я так рада слышать, что у моей Морган были подруги…

Я бледнею. Разумеется, мы не были никакими подругами, но скорбящей матери это знать необязательно.

— Она была такой милой, — не нахожу я ответить ничего лучшего.

Джеффри Бейнс стоит позади футах в пяти, беседуя с пожилой парой. Если честно, он выглядит скучающим. Ни капли горя, которое открыто демонстрирует мать Морган. Да, понятно, что плакать — это не по-мужски. Но горе может проявляться по-разному, не только слезами. Гнев, неверие в случившееся… Однако я не замечаю у Джеффри ничего подобного: он похлопывает старика по спине и смеется.

Раньше я никогда не оказывалась так близко и не могла разглядеть его как следует. Джеффри — лощеный, высокий, изысканный, с зачесанной вверх и откинутой назад копной темных волос. Смуглолицый, глаза скрыты за очками в толстой оправе. Черный костюм, явно сшитый на заказ. Довольно красивый мужчина.

Пожилая пара отходит. Я еще раз заверяю мать Морган, как мне жаль, и перехожу к Джеффри. Он крепко сжимает мою ладонь. Его рука теплая.

— Джеффри Бейнс, — представляется он, выдержав мой пристальный взгляд.

Я представляюсь и рассказываю, что наша семья живет совсем рядом — через дорогу от него.

— Конечно, припоминаю вас, — отвечает он. Но сомневаюсь, что Бейнс хоть раз обращал внимание, что происходит на другой стороне улицы. Он производит впечатление одного из тех толковых бизнесменов, которые знают, как обхаживать клиентов, и владеют тонким искусством пудрить людям мозги. С виду просто очаровашка. Но под этой маской кроется нечто невидимое мне.

— Морган пришла в восторг, что на нашей улице появилась «свежая кровь». Она бы обрадовалась, что вы здесь, Сэнди.

— Сэйди, — поправляю я.

— Да, точно, Сэйди, — повторяет Джеффри и подсмеивается над собой, как бы извиняясь. — У меня всегда была плохая память на имена.

Он выпускает мою ладонь. Я тут же убираю ее и скрещиваю руки на груди.

— Да, такое часто бывает. Наверное, сейчас вам очень тяжело… — Я решила не говорить стандартное «соболезную вашей утрате» — банальность, которую сегодня повторяли слишком много раз. — Должно быть, ваша дочь вне себя от горя.

Пытаюсь выразить свое сочувствие языком жестов — склоняю голову, хмурю брови.

— Не представляю, каково ей сейчас, — добавляю я.

Однако Джеффри выдает неожиданный ответ:

— Увы, они с Морган никогда не были близки. Видимо, последствия развода, — добавляет он небрежно, не подчеркивая тот факт, что его дочь и жена не ладили. — Никакая другая женщина никогда не заменит мать.

— А… — даже и не знаю, что ответить. Если б мы с Уиллом когда-нибудь развелись и он женился бы снова, то, хочется надеяться, мальчики любили бы меня больше, чем мачеху.

Но Морган убили. Она погибла, и маленькая девочка нашла ее тело. Такая беззаботность Джеффри меня удивляет.

— Она здесь? — спрашиваю я. — Ваша дочь.

Бейнс отвечает, что нет. Сейчас она в школе. Странно, что девочка на уроках, пока оплакивают ее мачеху.

Я не могу скрыть удивления.

— В этом году она болела, — объясняет Джеффри. — Попала в больницу с пневмонией, ей ставили антибиотики. Ни я, ни ее мать не хотели бы, чтобы она и дальше пропускала школу.

По-моему, не лучшее оправдание.

— Да, наверстывать упущенное непросто, — это все, что приходит мне в голову.

Джеффри благодарит меня за приход, советует угоститься печеньем и переключается на следующего в череде соболезнующих.

Подхожу к столу, беру печенье и нахожу свободный столик. Неловко сидеть одной, когда у всех своя компания. Каждый пришел с кем-то еще. Кроме меня. Жаль, Уилл не приехал. Ему стоило бы.

Многие из собравшихся тихо всхлипывают. Только мать Морган не сдерживает горя.

В этот момент сзади подходят две женщины и интересуются, не заняты ли места за столиком.

— Нет, здесь свободно, — отвечаю я. — Садитесь, пожалуйста.

Они так и делают.

— Вы были подругой Морган? — спрашивает одна из них. Ей приходится близко наклониться, поскольку кругом шумно.

Мне становится легче: теперь я не одна.

— Соседкой. А вы? — интересуюсь в ответ и придвигаю складной стульчик поближе. Женщины сели не слишком близко, соблюдая принятую социальную дистанцию, но из-за этого их плохо слышно. Одна отвечает, что они старые подруги Пэтти, матери Морган. И представляются: Карен и Сьюзен. Я тоже.

— Бедняжка Пэтти совсем превратилась в развалину. Оно и неудивительно, — сетует Карен.

Я отвечаю, что случившееся просто непостижимо. Мы вздыхаем и обсуждаем, что дети должны хоронить родителей, а не наоборот. Что смерть Морган противоречит естественному ходу вещей. Я думаю об Отто и Тейте: вдруг с ними когда-нибудь случится что-нибудь плохое? Не могу себе представить мир, в котором мы с Уиллом переживем своих детей. Не хочу даже думать об этом: что они могут умереть, а я — остаться жить дальше.