— Я не доверяю Имоджен, — признаюсь я. И повторяю, что она пугает меня.
— Сэйди, послушай, ну что ты несешь? Сначала обвинила Имоджен в краже ножа; теперь говоришь, что она убила Элис…
Уилл слишком взвинчен, чтобы произносить это слово по буквам ради Тейта.
— Ты зашла слишком далеко. Да, Имоджен не особо приветлива с нами, но нет причин считать, что она способна на убийство.
Уилл, похоже, забыл о недавней надписи «Умри» на стекле моей машины.
— Ты всерьез думаешь, что это убийство, замаскированное под самоубийство? — спрашивает он, не веря своим ушам.
Я не успеваю ответить, потому что Тейт снова начинает канючить:
— Мам, ну пожалуйста, поиграй со мной…
Я опускаю на него взгляд. Его глаза такие грустные, что у меня колет сердце.
— Ладно, Тейт. — Я чувствую угрызения совести: разговариваю с Уиллом, совершенно не обращая внимания на сына. — Во что ты хочешь поиграть? — спрашиваю мягко, хотя внутри все кипит. — В шарады или в настольную игру?
Тейт сильно дергает меня за руку и скандирует:
— Играем в статую, играем в статую!
Это его дергание начинает причинять боль. И действует мне на нервы: Тейт не только больно дергает, но и пытается развернуть меня, заставить принять неестественную позу. Я инстинктивно отнимаю руку и поднимаю над головой, чтобы сын не достал. Со стороны мое невольное движение выглядит резким и грубым. Настолько резким, что Тейт вздрагивает, словно ему отвесили пощечину.
— Мам, пожалуйста, — канючит он, грустно смотрит, встает передо мной и подпрыгивает, пытаясь дотянуться до руки. Я искренне стараюсь проявлять терпение, но сейчас моя голова занята другим, и я понятия не имею, что значит «игра в статую». Тейт начинает плакать. Не всерьез, а крокодиловыми слезами, еще больше выводя меня из себя.
Тут я замечаю отброшенную пинком в сторону около часа назад куклу. Ее обмякшее тельце валяется у стены.
— Убери с дороги свои игрушки, тогда и поиграем.
— Какие игрушки? — спрашивает сын.
— Твою куклу, Тейт, — я начинаю терять терпение. — Вот она.
Указываю в сторону куклы с курчавыми волосами и глазами-шариками. Она лежит на боку, изогнувшись. Платье разорвалось по шву, одной туфли не хватает.
Тейт смотрит на нее подозрительно.
— Это не
— Убери ее, — приказываю я.
Тейт реагирует совсем по-детски.
— Сама убери
Я не успеваю ответить, как вмешивается Уилл.
— Тейт, — сурово приказывает он, — сделай, как сказала мама: убери свою игрушку. Сейчас же, или мама не станет с тобой играть.
У мальчика нет выбора, и он тащит куклу за ногу вверх тормашками в свою комнату. Даже сквозь потолок слышно, как ее пластиковая голова бьется о дерево.
Вернувшись, Тейт опять начинает скандировать «играем в статую, играем в статую», пока мне не приходится признаться: я понятия не имею, что это за игра. Что никогда не играла в нее и вообще не слышала о ней.
Тут мальчик не выдерживает и обзывает меня вруньей.
— Мама врунья! — От его крика у меня перехватывает дыхание. — Да, врунья! — Крокодиловы слезы превращаются в настоящие. — Ты врешь — ты знаешь эту игру!
Понимаю, нужно отругать его. Но вместо этого я стою ошеломленная, не в силах вымолвить ни слова. А через несколько секунд Тейт выбегает из комнаты, шлепая босыми ногами по деревянному полу. Когда я прихожу в себя, его уже нет. Слышу шум падающего тела в соседней комнате: Тейт повалился куда-то, словно кукла. Я не трогаюсь с места.
Уилл подходит ближе ко мне и откидывает с глаз прядь волос. Я зажмуриваюсь и прижимаюсь к его ладони.
— Как насчет теплой ванны, чтобы расслабиться? — предлагает он. Только тут я понимаю, что сегодня не мылась. Только промокла до нитки из-за пробежки под дождем. Одежда и волосы еще не высохли до конца, и вдобавок от меня неприятно пахнет.
— И не торопись, — советует Уилл. — Мы с Тейтом помиримся, обещаю.
Я благодарна, что он успокоит расстроенного Тейта. Когда я выйду из ванной, все будет по-прежнему.
По пути наверх окликаю сына — обещаю, что мы во что-нибудь поиграем сразу после моего возвращения.
— Хорошо, сынок? — спрашиваю я, перегибаясь через перила. Малыш лежит на краю дивана, упершись животом в подлокотник. Бархатистая ткань намокла от слез. Если Тейт и услышал, то ничего не ответил.
Ступеньки под ногами скрипят. Наверху в спальне обнаруживаю, что простыни валяются в том же виде, как я их оставила, — снятыми с кроватей. Возвращаю их обратно — сменю постельное белье позже.
С улицы в дом просачивается мрак. Трудно поверить, что сейчас не ночь. Включаю свет в коридоре, но тут же выключаю: вдруг кто-нибудь стоит снаружи и наблюдает через окна за Уиллом, Тейтом и мной…
Мышка