Она распахнула дверь своей комнаты. Раздался скрип. Мышка замерла в страхе: не проснется ли от этого шума Фальшивая Мама? Сосчитала про себя до пятидесяти. В доме по-прежнему стояла тишина: никаких признаков пробуждения. Тогда девочка выскользнула из комнаты. Крадучись спустилась по ступенькам. Пересекла гостиную. На цыпочках пробралась в сторону кухни. Сразу за кухней начинался коридор, который сворачивал в сторону спальни, где находилась Фальшивая Мама. Мышка заглянула за угол и с облегчением убедилась, что дверь плотно закрыта. Никакой щелочки.
Желание сходить в туалет пересилило голод, и девочка первым делом направилась в ванную. От ванной до спальни было всего несколько футов, и Мышка ужасно трусила. Она осторожно приблизилась к двери ванной, стараясь не отрывать ног от пола.
В доме было темно. Не кромешная темнота, но приходилось ощупывать стены кончиками пальцев, чтобы ни на что не наткнуться. Мышка не боялась темноты. Она была из тех детей, которые почти ничего не боятся, потому что дома всегда чувствовала себя в безопасности. Во всяком случае, до появления Фальшивой Мамы: теперь все было по-другому. Тем не менее ее тревожила совсем не темнота.
Она вошла в ванную комнату и осторожно закрыла дверь. Свет включать не стала, так что внутри стоял кромешный мрак: ни окна, через которое проник бы лунный лучик, ни ночника в комнате не было.
Мышка на ощупь добралась до унитаза. К счастью, крышка была уже поднята и ей не пришлось шуметь. Девочка приспустила штанишки до колен и села так медленно, что у нее стало жечь в ногах. Она пыталась сдерживаться: делать всё небыстро и бесшумно. Но она слишком долго терпела. Так что, едва открылись «шлюзы», хлынул поток — бурный и громкий. Мышка была уверена, что ее услышали все соседи. А самое главное — услышала Фальшивая Мама, которая была совсем рядом — через коридор, в спальне отца.
Сердце бешено заколотилось. Ладони вспотели. Колени дрожали так, что, когда девочка закончила и натянула штаны на худые бедра, ей оказалось трудно стоять. Ноги тряслись, угрожая подломиться, словно ножки стола, когда Мышка лазила по нему, спасаясь от извергающейся в комнату горячей лавы.
Облегчившись и надев штаны, Мышка еще долго стояла в ванной без света, даже не вымыв руки. Она хотела убедиться, что не разбудила Фальшивую Маму. Иначе та вышла бы в коридор и увидела Мышку.
Девочка сосчитала про себя до трехсот. И еще раз до трехсот. И только потом вышла из ванной. Даже не смыла за собой, боясь шума. Так и оставила плавать в унитазе мочу и туалетную бумагу.
Выскользнула в коридор, с радостью отметив, что дверь спальни Фальшивой Мамы по-прежнему плотно закрыта.
На кухне она взяла несколько печенюшек «Салерно» из шкафчика и стакан молока из холодильника. Поев и попив, сполоснула стакан и поставила сушиться на полку. Собрала крошки печенья в ладонь и выбросила в мусорное ведро, потому что Фальшивая Мама говорила: «Убирай за собой, мелкий грызун». Мышка старалась делать то, что ей велели.
У нее все получилось почти бесшумно.
Затем она стала карабкаться вверх по лестнице, но на полпути у нее защекотало в носу.
Бедняжка изо всех сил старалась вести себя тихо. Но чихание — это рефлекс, от него никуда не деться. Как не деться от дыхания, радуг и полнолуний. Когда процесс пошел, остановить его уже нельзя, хоть Мышка и старалась. Отчаянно старалась. Она прижала ладони к носу, ущипнула себя за переносицу, дотянулась языком до нёба, задержала дыхание и взмолилась Богу, чтобы это прекратилось. В общем, сделала все, чтобы не чихнуть.
И все равно чихнула.
Сэйди
Еду по узкой гравийной дорожке и останавливаюсь у часовни. Меня сразу приветствует ворвавшийся в салон порыв ветра. Выхожу и иду, лавируя между надгробиями и деревьями. Обычное кладбище.
Участок, где похоронена Элис, еще не зарос. Это свежая могила, засыпанная землей и снегом. Памятника нет —
Имоджен стоит на заснеженной земле на коленях. Слышит мои шаги и оборачивается. Заметно, что она плакала. Старательно нанесенная черная тушь размазалась по щекам. Глаза красные, опухшие. Нижняя губа дрожит. Девушка прикусывает ее, чтобы унять дрожь. Не хочет, чтобы я видела ее слабость.
Сейчас Имоджен выглядит младше своих шестнадцати, но она по-прежнему травмирована и озлоблена.
— Долго же ты добиралась, черт побери…
Честно говоря, я подумывала вообще никуда не ездить. Позвонила Уиллу — рассказать о присланных Имоджен фотографиях, — но он опять не ответил. Я уже возвращалась к парому, когда поддалась уговорам совести и все-таки решила приехать. Баночка с рецептурными таблетками валяется рядом с Имоджен с закрытой крышкой.
— Зачем они тебе?
Она небрежно передергивает плечами.
— Подумала, пригодятся. Матери ни хрена не помогли, но вдруг мне помогут…
— Сколько ты выпила?
— Пока ни одной.