Другая музыка нужна

— Интересная работа?

— Да, пожа-алуй, не очень. Но языком болтать не мешает.

С тех пор как Пишта вместе с бароном Альфонсом подписывал свое имя на талончиках, он каждый раз, когда его спрашивали о чем-нибудь, начинал свой ответ с протяжного, полного сомнения «да, пожа-алуй», думая, что это звучит под стать его новому рангу.

2

Мартон обошел по очереди всех ребят.

Лайош Балог, как обычно, лежал одетый на диване и смотрел в потолок. Он пожал руку Мартону, не отводя глаз от потолка, даже не поздоровавшись.

Мартон обиделся. Два чувства боролись в нем: уйти от Лайоша, бросив ему на прощанье какую-нибудь немыслимую грубость, либо… либо постараться убедить его какой-нибудь пылкой тирадой и так одержать над ним победу. Мартон остановился на последнем. Но когда изложил свой план, Лайош Балог, вместо того чтобы почувствовать себя побежденным, запел:

Музыкальные мы души,
Безрассудные юнцы,
Мы и бедны и богаты,
Мы скитальцы-сорванцы.

— Верных двадцать четыре кроны в неделю, — раздраженно прервал его пение Мартон.

— Ну и что? — бросил сквозь зубы Лайош, по-прежнему не отводя глаз от потолка, и еще громче затянул:

Наша жизнь не шумный рынок,
Годы — красочный роман…

Обычно и Мартон с удовольствием распевал эту дурацкую песню — они, мальчишки, считали ее неким «кредо художника», — но сейчас, быть может, как раз поэтому только пуще разъярился.

— Катись ты с этой идиотской песней! И скажи лучше, что будешь делать летом?

Смех как плач, улыбка — слезы,
Жизнь — один сплошной обман…

— Чтобы тебя разорвало! — крикнул Мартон. — Я давно знаю, что ты такая же мразь, как и эта улица Конти…

Он повернулся и хотел уже уйти, но Лайош, которого на этот раз Мартон крепко задел, решил непременно взять реванш.

— Погоди!.. — начал он с расстановкой, с паузами, будто читая стихи. — Я… буду… официантом в городском парке в ресторане Шполарича… Фрукты буду разносить… Шполарич бреется у нас… Он пообещал… Поняли, сударь?! Без протекции, сударь мой, на такое место не попадаешь. Туда ходит самая изысканная публика Будапешта. По вечерам играет симфонический оркестр. Прекрасные дамы, девушки… Какой-нибудь из них, еще глядишь, понравлюсь… Там за один персик платят шестьдесят филлеров. А на рынке десять… Стоит мне только дюжину своих подложить, и я заработал на этом шесть крон… А чаевые?.. Вы же, сударь, желаете, чтобы я запродался консервному заводу за четыре кроны в день. Что я, дурак?.. В парке повсюду висят лампионы. Коляски разъезжают… Дамы…

Музыкальные мы души,
Сумасбродные юнцы,
И живем мы только чувством,
Шалуны и сорванцы.

Дверь с грохотом захлопнулась. Лайош победоносно ухмыльнулся и заворочался на диване.

…Остальные ребята сразу согласились, только Фифка Пес поломался чуточку.

— Поденщиком?

— Да. Но ведь заработаешь в день четыре форинта.

— Поденщиком? — упрямо повторил Мартонфи.

— Поденщиком… Поденщиком… Помесячником… Почасовщиком… Выбирай, что твоей душеньке угодно.

— Ну и что?.. — тупо повторил Мартонфи, не любивший, когда играют словами.

— Знаешь, как твоя мама обрадуется?..

— Не знаю.

— А я знаю.

— Откуда?

— Разговаривал с ней.

— А кто тебя просил?

— Дружба…

— Скажи, пожалуйста, зачем ты вмешиваешься в чужую жизнь?

— Ты не чужая жизнь… Ты мой друг.

— Ну и что с того?

— Ну и что с того? Вот и вся твоя дружба? Постыдился бы!..

— Отстань, пожалуйста!

— Поверь: я тебе зла не желаю…

— Унизительная, грязная работа.

— Переоденешься.

— У меня нет рабочей одежды.

— Попросишь дома что-нибудь самое завалящее.

— А если я встречу кого-нибудь из коммерческого училища?

У Мартона уже было на языке «Ну и встретишь!». Но вместо этого он произнес с досадой:

— Какой черт пойдет из твоего коммерческого училища на консервный завод?

— Какой черт, какой черт? Например, я!

— Стало быть, Фифка Пес боится, что Геза Мартонфи увидит его и запрезирает. Вот это номер!..

Такой ход мыслей был слишком сложным для Мартонфи. Он не нашелся, что ответить. Его лоб и всегда-то казался высеченным из гранита, но теперь, когда юноша понуро смотрел в одну точку, можно было подумать, что не только его лоб, но даже мозг и тот высечен из крепкого камня.

— Ну ладно! — согласился он наконец без всякого удовольствия.

3

Был воскресный день. Отто чистил облысевшей зубной щеткой свою соломенную шляпу, когда услышал про очередной план Мартона. Он выпрямился и поднял щетку, с которой закапала сероватая жидкость.

— Твои друзья могут прийти. А ты нет.

— Почему?

— Да потому, что я инженер-контролер. И ты скомпрометируешь меня.

— А Пишта?

— Пишта работает в конторе. Он посыльный барона Альфонса. Почти чиновник.

Тут же разгорелся неистовый спор:

— Стало быть, для тебя только чиновник человек? А отец уже и не человек?

— Оставь в покое отца! Мне и без того трудно скрывать, что он сапожник.

— И ты это скрыл?

— Да скрыл! Сказал, что отец у меня инкассатор.

— И все потому, что его арестовали?