Ввиду возросших военных заказов семейство баронов решило ввести работу в две смены, причем платить дополнительно не собиралось ни за ночную смену, ни за сверхурочные часы, хотя к этому их обязывал прежние коллективный договор.
Днем работали теперь уже одиннадцать часов, ночью — одиннадцать часов сорок пять минут. Ночью столовка была закрыта, и рабочие ели прямо в цехе. Хозяева считали, что для этого вполне достаточно и пятнадцати минут, как и рабочим главного механика — чтобы проверить трансмиссии в цехах и смазать шкивы.
Новое решение вызвало, разумеется, волнения среди рабочих.
Барон Альфонс и его папаша вынуждены были обратиться к руководству социал-демократической партии, конечно, не лично (это было бы вовсе нестерпимым унижением), а через посредство своих юристов.
Шниттер и Доминич согласились с «нововведением», исходя из «интересов войны», и потребовали лишь одного — чтобы им «серьезно пообещали» сразу же после победоносного окончания войны восстановить завоеванный десятилетней борьбой десятичасовой рабочий день.
«Серьезное» обещание было получено.
Вскоре после этого на стенах военных предприятий появились призывы администрации:
«Венгерские рабочие! Компатриоты! В интересах беспрепятственного снабжения наших славно наступающих войск…»
А также и объявления:
«Массовый набор рабочих!»
К нововведению заводчиков присоединились и с другой стороны:
— Барон Манфред и Альфонс желают уничтожить безработицу, — ораторствовал в профсоюзах Доминич, выставляя свои желтые зубы. — Жены призванных на войну получают льготы.
— Рабочее время увеличили, — объяснял Игнац Селеши, который до того уже разжирел, что задыхался от малейшего движения. — Но зато мы получили серьезное обещание…
«Мы должны приносить жертвы в интересах победы, — писал в передовице Геза Шниттер. — Надо свергнуть русский царизм. Это в интересах социализма…»
Рабочие консервного завода хмуро читали новые приказы. Старые рабочие, ошеломленные, смотрели перед собой и — молчали. Но молчали не только те, что получили освобождение от армии и боялись, как бы в случае чего их не отправили на фронт, а и те, что не подлежали призыву. Ведь с увеличением рабочего дня согласилось руководство профсоюзов!
А кроме того, действовала еще и заводская тюрьма, так называемый «карцер», куда военный комендант консервного завода заключал «нарушителей порядка»: днем «преступник» работал, а ночью «отдыхал в карцере». И еще одно: на заводах было уже полно неорганизованных, неопытных новых рабочих, особенно женщин, с которыми сам черт не сладит, — потому и казалось многим, что сделать ничего нельзя.
Но те, что так думали, ошиблись. Как раз неорганизованные женщины — вот ведь как многогранно любое явление! — заволновались первыми, хотя и не знали, что и как надо делать. Женщины были попросту в отчаянии: муж на фронте, дети без присмотра, продукты вздорожали, после работы стой в очередях — жизнь стала невыносимой.
Работницы не считались с мнением профсоюзных вождей, и вовсе не во имя какой-нибудь предвзятой идеи, — они вообще не желали слушать никого, кто ссылался на интересы войны. «Мы на рынке ведем войну за ведро картошки», — твердили они.
…Консервный завод гудел от женских голосов. Атмосфера так накалилась, что можно было ожидать взрыва. Старые рабочие, члены профсоюза осознали новые возможности и незаметно пристроились за спиной у женщин. Работницы поняли их маневр и пришли в такое чудесно-воинственное настроение, будто их охватил любовный хмель.
Тогда-то и решило руководство социал-демократической партии и профсоюзов, согласовав это заранее с бароном Манфредом и полицией, устроить народное гулянье в пользу семей рабочих, ушедших на фронт; причем устроить его в самой цитадели бунтовщиков — в Чепеле, на большом чепельском лугу.
На пригласительных билетах значилось: состязания в танцах, в стрельбе, бег в мешке, толкание тачки, столб с пирогом (на верхушке столба лежал пирог с вареньем, его и надо было достать), американский аукцион, гражданская свадьба (побеждает та девушка или женщина, которую чаще всех приглашают «венчаться» во время гулянья); лотерея; сбор подписки на «Непсаву», спектакль на открытой сцене; чтение стихов; карусель, качели, военный музей и, наконец, аттракционы: чудо-паук, бородатая женщина, глотатель огня и стекла. В довершение всего пригласительные билеты возвещали о том, что в празднестве примет участие сводный духовой оркестр 32-го и 1-го гонведских полков.
Это была такая богатая программа, что работницы, особенно молодые, потеряли покой.
Социал-демократическая партия обещала прислать своих лучших ораторов. Дирекция Чепельского завода боеприпасов за свой счет установила подмостки и заготовила награды.
«Надо сказать, — заметил Геза Шниттер Игнацу Селеши, Игнац Селеши — Иштвану Доминичу, а Иштван Доминич — своей жене Шаролте, — что барон Манфред и барон Альфонс в грязь лицом не ударили».
ГЛАВА ТРЕТЬЯ