Загремел духовой оркестр заводских пожарников. После хорошо слаженного оркестра 32-го пехотного полка их игра показалась кошачьим мяуканьем. Как нелегко распутать руками перепутанный клубок ниток, так и ушам было не распутать эти растрепанные, кружившиеся в беспорядке звуки.
Навстречу им попался усталый, но победоносно сияющий Пишта со своим неизменным котелком на голове.
— Все готово! — доложил он Пирошке, Йошке Франку и Мартону.
— Да сними ты эту гадость с головы! — тихо сказал Мартон Пиште.
— Так ведь ее же барон Альфонс носил! Правда это не гадость? — спросил он Пирошку.
Дело в том, что несколько дней назад Пирошка, не желая обидеть Пишту, сказала ему, что котелок «премиленький». А сейчас, шагая в первых рядах праздничного шествия, девушка почувствовала себя вдруг оскорбленной этим дурацким колпаком.
— Да сними ты это воронье пугало!
Мальчик вытаращил глаза на Пирошку. «Ох уж эти девушки!..» — подумал он.
— Так правда гадость?
— Не гадость, а пакость.
Пишта впервые услышал такое применительно к своей шляпе. «Пакость!» Он был потрясен. Отбежал шагов на тридцать и бросил котелок на землю. Сел на него. Сплющил в лепешку. Потом вскочил и закинул черную лепешку за кирпичную ограду завода. Все кругом рассмеялись. А Пирошка даже захлопала в ладоши.
— Иди сюда. Возьми меня под руку. Ах ты, олух царя небесного! Голубчик ты мой! Есть у тебя носовой платок? На, возьми мой! Завяжи узелки с четырех концов и надень на голову. Вишь, как солнце припекает.
И вот головной убор был готов. На лбу у Пишты торчали рожки.
— У-у!.. — загудел мальчик на Пирошку и несколько раз нежно боднул ее в грудь узелками платочка.
— Ах ты, сорванец этакий! — Пирошка оттолкнула мальчика. — Веди себя как следует!
А Жужи Капоши, видно, все здесь не нравилось: и история с котелком Пишты, и с носовым платком, и многое другое, и то, конечно, что «интересный юноша» Мартон не обращал на нее никакого внимания.
— Пойдем отсюда, — сказала она Петеру. — Хватит с меня.
— Но Жужи… — упрашивал ее Петер. Тибор пытался смягчить дурное расположение девушки.
— И что это вы надулись, барышня, из-за каких-то пустяков? Посмотрите лучше, какой Дунай красавец! — И он указал на переливчатые волны реки.
Девушка побледнела.
— Надулась?!.
И будто кто-то придавил сверху восковую голову, все черты ее сникли. Петер не знал, что и делать. Говорил, говорил без умолку — все старался ее успокоить. И никак не мог понять, удалось ли ему это.
У самого Оружейного завода заметили: какой-то высокий мужчина вышел из толпы и пошел им навстречу. Знакомая походка! Мартон вспомнил: так же шагал и Новак — уверенно, широко, по-хозяйски, будто и улица и город принадлежат ему.
— Стой! — крикнул мужчина. — Что такое, товарищи? Социалисты мы или… — Хоть и грубо сказал, но от души, поэтому никто не обиделся на него. — А ну, становись по восемь в ряд! А там еще что за графы идут по тротуару? Ваши? Ну, а коли ваши, так пусть с вами идут, в шеренгу встанут! Доверенные, ко мне!
— Кто это? — удивленно спросил Мартон.
— Главный доверенный Оружейного.
Построились и оркестранты, вышли вперед и начали играть.
Доверенные обоих заводов забегали туда-сюда; и, словно по волшебству, не прошло десяти минут, как выстроилось настоящее шествие и двинулось шеренгами по восемь человек. Далеко впереди развевалось красное знамя оружейников.
— Вот это да!.. — с удовлетворением воскликнул Мартон.
А Пишта тараторил, не умолкая, о том, что будет в Чепеле: и столб с пирогом, и бег в мешке, и сбор картошки, и прочее.
Жужи Капоши отвернулась. Ей не только слушать, но и смотреть было тошно на этого Пишту.
— Сейчас приду, — кивнула она Петеру и вышла из рядов.
Некоторое время она стояла на тротуаре, нагнувшись, будто завязывала шнурки от башмаков. Потом отошла еще на несколько шагов и снова нагнулась. И пропала.
— Давно ты с ней знаком? — спросил Мартон Петера.
— Три дня.
Блестящий лоб Мартона словно бы заблестел еще ярче, он оставил Йошку Франка и взял под руку Петера Чики.
А Петер злился.
— Чтоб он провалился, этот мир!..
— Нет уж, лучше пусть не проваливается, — ответил счастливый Мартон. — Мы ведь тоже в нем живем.
— Это верно, — буркнул Петер.
Скверно отесанные столбы вышиной в пять метров. Пишта расхрабрился и первым полез на столб, чтобы снять пирог с вареньем и угостить Мартона и его друзей. Столб был скользкий. Пишта то и дело съезжал с него. Тогда он снял башмаки и полез босиком. Глянул вниз: лица, лица, разинутые рты, все кричат, подбадривают его: «А ну, хватай, хватай!..»