А про себя подумал: «И еще звезду с неба тебе приволоку… Да я за полгода из тебя такого альфонса сделаю, будь здоров!..»
Кафе «Сорренто» и оркестр готовились к встрече Нового года. Это была самая доходная ночь в году. Власти разрешили не закрывать кафе до пяти утра.
…Мартон уже три недели играл в оркестре. Про рояль не заговаривал, почуяв, что снова ничего не выйдет. Видно, этот инструмент создан не для него. Даже в витрине магазина Зденко он, казалось, отодвигался все дальше и дальше. Когда-то был на расстоянии двух тысяч девятисот крон, потом таблички сменяли одна другую — три тысячи двести, четыре тысячи пятьсот, а под конец рояль отдалился от Мартона уже на одиннадцать тысяч крон-километров.
«Как странно: тот же самый рояль… — размышлял Мартон. — Откуда Зденко известно, что он стоит ровно одиннадцать тысяч крон? Купи я его тогда, еще давно, у меня было бы девять тысяч сто крон чистой прибыли. Вот так, ни за что ни про что… Стало быть, это и есть спекуляция? Интересно!.. Куплю… Держу… Продаю. Снова покупаю… Снова продаю… А в конце концов у меня все равно только один рояль? Как же богатеют тогда!..»
Ему было непонятно все это, и он решил спросить Йошку Франка.
Но объяснение пришло от Пишты.
— Во-первых, Зденко не спекулянты. Спекуляция совсем другое дело. Спекулянт жульнически раздобывает по твердой цене товары, которые государство выдает по карточкам, потом продает их втридорога. А люди покупают, потому что этого товара либо нет, либо его не хватает. Вот что такое спекуляция. Зденко не этим занимаются. Они и в мирное время платили рабочим меньше, чем полагалось, а разницу клали себе в карман. Вот и разбогатели. Теперь тем же рабочим платят вдвое больше, чем в мирное время, а рояли продают в пять раз дороже. Понял?
— А почему продают в пять раз дороже?
— Потому что покупают у них.
— Почему же не платят тогда и мастерам в пять раз больше?
— Платят столько, сколько вынуждены платить.
— Сколько вынуждены? А почему вынуждены платить лишь столько?
— Потому что государство защищает Зденко, а не их рабочих.
— Это несправедливо: рояли-то изготовляют рабочие.
— Но фабрика принадлежит Зденко, и рояли продают они.
— Так пусть продают те, кто изготавливает.
— Вот этого мы и хотим.
— Кто это «мы»?
— «Друзья природы», то есть социалисты.
Мартон молчал. Все это было для него ново, непонятно и мучительно. Неприятно было и то, что объяснение дает Пишта, о котором он был в общем невысокого мнения.
— Возьмем, к примеру, барона Манфреда, — горячо продолжал Пишта, почуяв свое превосходство. — Спрашивается, почему он столько зарабатывает? Во-первых, потому что производит в десять раз больше боеприпасов и консервов, чем в мирное время. Во-вторых, потому что продает их в пять раз дороже, а рабочим платит лишь в два раза больше, чем прежде. Как же ты этого не знаешь, Мартон? Ты ведь тоже бастовал…
— Бастовал потому, что все бастовали.
— И не задумался даже, почему бастуешь?
— Чтобы больше платили.
— Ну вот видишь!
— Так выгнали же меня.
— Потому что нашлись другие рабочие.
— А не нашлись бы, все равно выгнали бы, потому что рассердились и на меня и на всех нас.
— Но ведь барон Манфред не сошел с ума, чтобы всех выгонять. Если люди не будут работать, откуда у него прибыль возьмется? Вот на что ты ответь!
Мартону этот разговор был уже невмоготу.
— А ты откуда все это знаешь?
— Я? Подумал и догадался…
— Иди к черту! Сам ты догадался?!
— Сам, — сказал Пишта. Его тонкие губы растянулись в победоносную улыбку. Но потом он прибавил: — И от Йошки Франка слышал.
— А он откуда знает?
— Он? От других. Из книг. Хочешь, я принесу тебе книжку об этом?
Самолюбие Мартона взбунтовалось.
— Не нужно. Я уж и сам как-нибудь дойду до сути.
— Что ж, ступай. Но только имей в виду, что Йошка Франк мне уже раз десять объяснял, а я еще до сих пор не понял. Это, дружок, тебе не стихи писать… Это не так-то просто, — гордо выпалил Пишта и ушел от брата, преисполненный счастья.
Пожалуй, никогда еще с самого начала своего существования кафе «Сорренто» не было так набито людьми, как в эту новогоднюю ночь. Не только сами Селеши и Вайда, но даже их родственники одолжили им на эту ночь столы и стулья. Грузовиками свозили в кафе «добавочное оборудование», даже на бильярдные столы натянули простыни и расставили кругом стулья. Проходы между столиками стали совсем тесными, и официантам приходилось проявлять чудеса ловкости, чтобы не опрокинуть на головы посетителям расставленные на подносах блюда.
Яичницы шипели на раскаленных сковородах, точно шрапнель перед взрывом; с круглых фарфоровых лафетов на гостей были наставлены двуствольные сосиски; минометы шампанского готовились выстрелить свои пробки; шоколадные бомбы, завернутые в красно-бело-зеленые бумажки, пирамидами возвышались на столах, точно чугунные ядра на старинных батальных картинах.
Война? Какая чепуха! Кто в эту новогоднюю ночь станет вспоминать об окопах — ведь здесь собрались кутить и веселиться те, кому есть чем выстрелить из бумажников!