— Еще? Еще?.. Ничего!
Однако на последней переменке рассказала обо всем. И весь последний урок они шептались. Под конец Илонка вытащила даже письмо.
— Илонка Мадьяр! — послышался голос учительницы. — О чем ты там болтаешь? Что у тебя в руке?
Илонка встала и, не моргнув глазом, сказала, что получила письмо от отца и прочла его своей подруге.
— Где твой отец?
— В крепости Перемышль.
Илонке повезло. Слово «Перемышль» оказало волшебное действие. Учительница вздохнула.
— Перемышль… Ну ладно. А все же на уроке ты не должна читать его. Убери письмо.
Супруг тети Магды адвокат Иштван Мадьяр вернулся с фронта в долгосрочный отпуск по вызову коллегии адвокатов и при содействии камергера его величества короля и императора, начальника штаба Будапештского гарнизона капитана Лайоша Селеши. Известному адвокату надлежало изучить вместе с другими юристами материалы процесса «обманщиков армии» и «способствовать действенной защите».
Г-жа Мадьяр представила Мартона супругу. Адвокат, сидевший в расстегнутом кителе, протянул мальчику руку. Он сидел, а Мартон стоял. Но Мартон не увидел в этом ничего особенного хотя бы уже потому, что Иштван Мадьяр приходился дядей Илонке.
Адвокат задал несколько вопросов про школьные дела. Он был рассеянно любезен и даже не слушал ответов мальчика. Илонка сидела потупившись, усердно теребя бахрому скатерти. Г-жа Мадьяр как ни в чем не бывало, будто в отсутствие мужа это занимало половину ее времени, рассказала о том, как она учила Мартона музыке. «Очень талантливый мальчик! — воскликнула она с чрезмерным воодушевлением и добавила, обращаясь к мальчику: — Мы непременно будем продолжать занятия!» Г-н Мадьяр пробормотал что-то одобрительное и поблагодарил жену за то, что в его отсутствие она отдавала свое время столь благородному делу. Слова адвоката звучали холодно и отчужденно.
Мартон ни за что на свете не проговорился бы о том, что они уже несколько месяцев и не присаживались к роялю, что в той комнате, где стоит рояль, творились совсем другие дела…
Илонка подняла глаза на Мартона, в них не было ни капельки смущения. Они, казалось, говорили: «Мы-то знаем кое-что, но кому какое дело!»
Потом речь зашла случайно о мошенничестве на поставках армии, и Мартон спросил:
— А много народу померзло на фронте в тех скверных шинелях и башмаках?
Адвокат прислушался к «голосу ребенка». И ему не пришлось проявить никакой особой хитрости для того, чтобы Мартон решил: дядя Илонки одного с ним мнения, — и излил ему душу. Доверчиво и взволнованно прочел он свое стихотворение «Смерть обманщикам армии!» и, словно ожидая помощи, рассказал о судьбе стихотворения.
Когда Мартон закончил, адвокат помолчал некоторое время, потом довольно грубо сказал:
— Я, дружочек, не стал бы на вашем месте совать нос, куда не следует.
— Но мой отец…
— Да, да! Вы и отцу своему оказываете медвежью услугу.
— Но, господин адвокат… справедливость… родина…
— Молодой человек, поживите еще лет двадцать, да узнайте жизнь, поучитесь, пообтешитесь немного — тогда и поговорим с вами про справедливость да про родину…
Он щелкнул подтяжкой, желая этим сказать, что разговор окончен и дальнейшее пребывание Мартона в комнате он считает излишним.
— Подумать только, какой-то щенок! И чей?.. Отец его сам шил башмаки на картонной подошве!.. — бросил д-р Мадьяр, когда Мартон ушел.
Адвокат сел за письменный стол, чтобы закончить чтение материалов следствия по делу «обманщиков армии». А час спустя явился к д-ру Лайошу Селеши, камергеру его величества короля и императора, с единственным, как ему казалось, возможным предложением.
— Надо арестовать двести — триста мелких ремесленников. Общественное мнение непременно станет на сторону этих несчастных маленьких людей. Потребует их освобождения. И это можно будет сделать, продержав их два-три месяца в предварительном заключении, А тогда удастся выпустить вместе с ними и рыбку покрупнее.
— Мы пришли точно к такому же выводу, — ответил капитан генерального штаба, не считая, правда, нужным уточнять, кто это «мы».
Он улыбнулся и встал, протянул адвокату пухлый конверт. Глаз камергера его величества короля и императора, как всегда, неприятно щурился, а губы, казалось, целовались друг с дружкой. На секунду воцарилась тишина.
Затем камергер официальным тоном сообщил, что подпоручик д-р Иштван Мадьяр зачислен до конца войны на службу в юридический отдел интендантского управления Будапештского военного гарнизона.
Камергер его величества короля и императора не счел уже нужным сообщить, что одновременно с указанием об аресте ремесленников он намерен также передать пештской полиции утвержденное военной прокуратурой указание об аресте недовольных «Непсавой» рабочих, имена которых уже давно были известны полиции, министерству внутренних дел и генеральному штабу.
Это одновременное и сопровождаемое соответствующим шумом прессы репрессивное мероприятие еще больше должно было всколыхнуть общественное мнение.