Другая музыка нужна

Итак, г-жа Фицек осталась без мужа, одна с детьми. Вот и делай что хочешь!

Мартон должен был устроиться на работу, зарабатывать деньги — теперь уже не в мечтах, не в грезах, а на самом деле.

Действительность проникала в сапожную мастерскую даже ночью сквозь железные шторы. Мартон почему-то часто просыпался теперь. Тихонько шипела лампадка. Огонек ее передвигал тени по комнате. Мартон слышал, как мать шепчет: «Господи, господи!..» Вздыхает. И снова: «Господи, господи…»

Забираться в воздушный замок Мартон больше не мог. Для этого у него недоставало себялюбия, слишком велико было чувство ответственности, да и поводья разума натягивал он жестко, обуздывая свои страсти.

Не только Мартону, но и остальным ребятам жилось день ото дня все хуже и хуже. Даже Лайошу Балогу. Цены на стрижку и бритье отставали от цен на продовольствие, все больше людей брилось дома, а многим клиентам, которые воевали на северном и южном фронтах, успели уже состричь волосы вместе с головой.

Мартон и Фифка Пес попытались сперва зарабатывать деньги в какой-то конторе, надписывая адреса на конвертах. Два дня сидели они с утра до вечера в сумрачном помещении. За тысячу адресов платили две кроны. И хотя к вечеру непрерывно сменявшиеся имена, города, улицы и номера домов уже рябили перед глазами и от томительного однообразия даже ручка скулила в руках, им все-таки не удавалось за десять рабочих часов подготовить и тысячу конвертов.

— Послушай, Пишта, — спросил Мартон как-то вечером брата, совсем уже одурев от бесчисленных «благородий», «превосходительств» и «сиятельств», — сколько получают у вас поденщики на консервном заводе?

— Да, пожа-алуй, что кроны четыре в день.

— А за какую работу?

— Да, пожа-алуй, что за укладку.

— А это тяжелая работа?

— Да, пожа-алуй, что нет. Консервы складывают в железную корзину.

— Интересная работа?

— Да, пожа-алуй, не очень. Но языком болтать не мешает.

С тех пор как Пишта вместе с бароном Альфонсом подписывал свое имя на талончиках, он каждый раз, когда его спрашивали о чем-нибудь, начинал свой ответ с протяжного, полного сомнения «да, пожа-алуй», думая, что это звучит под стать его новому рангу.

2

Мартон обошел по очереди всех ребят.

Лайош Балог, как обычно, лежал одетый на диване и смотрел в потолок. Он пожал руку Мартону, не отводя глаз от потолка, даже не поздоровавшись.

Мартон обиделся. Два чувства боролись в нем: уйти от Лайоша, бросив ему на прощанье какую-нибудь немыслимую грубость, либо… либо постараться убедить его какой-нибудь пылкой тирадой и так одержать над ним победу. Мартон остановился на последнем. Но когда изложил свой план, Лайош Балог, вместо того чтобы почувствовать себя побежденным, запел:

Музыкальные мы души,

Безрассудные юнцы,

Мы и бедны и богаты,

Мы скитальцы-сорванцы.

— Верных двадцать четыре кроны в неделю, — раздраженно прервал его пение Мартон.

— Ну и что? — бросил сквозь зубы Лайош, по-прежнему не отводя глаз от потолка, и еще громче затянул:

Наша жизнь не шумный рынок,

Годы — красочный роман…

Обычно и Мартон с удовольствием распевал эту дурацкую песню — они, мальчишки, считали ее неким «кредо художника», — но сейчас, быть может, как раз поэтому только пуще разъярился.

— Катись ты с этой идиотской песней! И скажи лучше, что будешь делать летом?

Смех как плач, улыбка — слезы,

Жизнь — один сплошной обман…

— Чтобы тебя разорвало! — крикнул Мартон. — Я давно знаю, что ты такая же мразь, как и эта улица Конти…

Он повернулся и хотел уже уйти, но Лайош, которого на этот раз Мартон крепко задел, решил непременно взять реванш.

— Погоди!.. — начал он с расстановкой, с паузами, будто читая стихи. — Я… буду… официантом в городском парке в ресторане Шполарича… Фрукты буду разносить… Шполарич бреется у нас… Он пообещал… Поняли, сударь?! Без протекции, сударь мой, на такое место не попадаешь. Туда ходит самая изысканная публика Будапешта. По вечерам играет симфонический оркестр. Прекрасные дамы, девушки… Какой-нибудь из них, еще глядишь, понравлюсь… Там за один персик платят шестьдесят филлеров. А на рынке десять… Стоит мне только дюжину своих подложить, и я заработал на этом шесть крон… А чаевые?.. Вы же, сударь, желаете, чтобы я запродался консервному заводу за четыре кроны в день. Что я, дурак?.. В парке повсюду висят лампионы. Коляски разъезжают… Дамы…

Музыкальные мы души,

Сумасбродные юнцы,

И живем мы только чувством,

Шалуны и сорванцы.

Дверь с грохотом захлопнулась. Лайош победоносно ухмыльнулся и заворочался на диване.

…Остальные ребята сразу согласились, только Фифка Пес поломался чуточку.

— Поденщиком?

— Да. Но ведь заработаешь в день четыре форинта.

— Поденщиком? — упрямо повторил Мартонфи.

— Поденщиком… Поденщиком… Помесячником… Почасовщиком… Выбирай, что твоей душеньке угодно.

— Ну и что?.. — тупо повторил Мартонфи, не любивший, когда играют словами.

— Знаешь, как твоя мама обрадуется?..

— Не знаю.

— А я знаю.

— Откуда?

— Разговаривал с ней.

— А кто тебя просил?

— Дружба…

— Скажи, пожалуйста, зачем ты вмешиваешься в чужую жизнь?

— Ты не чужая жизнь… Ты мой друг.

— Ну и что с того?

— Ну и что с того? Вот и вся твоя дружба? Постыдился бы!..