Другая музыка нужна

Скандал разразился в тот день, когда Мартон, поднявшись утром на пятнадцать минут раньше обычного, вышел в одном белье, босиком на кухню и, чуточку приоткрыв дверь, — ворвался холодный воздух ранней весны, — впервые проделал упражнения по Мюллеру. Потом, сбросив рубаху, быстро вымылся холодной водой, растерся докрасна полотенцем и почувствовал такую приятную теплоту, такую свежесть во всем теле, будто сразу три сердца гнали у него кровь по жилам. Казалось, каждый мускул так и вызванивает.

Только есть захотелось больше, чем обычно. Надо сказать, что утренней гимнастикой Мартон занялся и для того, чтобы не ослабеть, еды ведь не хватало, а больше всего — чтобы отбить чувство голода.

— Целый день сидим, — агитировал он ребят: Тибора, Лайоша, Петера и Гезу. — Мышцы дрябнут. В квартире душно. Еды мало. Надо этому что-то противопоставить. Кто занимается гимнастикой по Мюллеру, будет сильным, здоровым, и никакая болезнь его не возьмет. Правда, Фифка?

Напевая, пошел в школу. «Мускулы у меня пляшут по всему телу, — думал Мартон дорогой, — а если буду заниматься гимнастикой, через несколько месяцев спокойно смогу ходить без пальто. И больше вообще не придется покупать пальто. Это тоже экономия».

Он вспомнил вдруг о кружке самообразования. Что-то там будет? Несколько дней назад он подал туда стихотворение о мошенниках, обманывающих армию. Жюри приняло было стихотворение и даже похвалило, однако руководитель кружка, г-н Радвани, не только отверг его, но даже запретил читать кому бы то ни было в стенах школы. Тогда Мартон подал другое стихотворение: «Осенний пейзаж». И господин учитель разрешил выступить с ним в кружке.

Мартон выработал такой план; он взойдет на кафедру с «Осенним пейзажем», а прочтет «Обманщиков армии». «Правда-то ведь на моей стороне!»

…Чем больше утихал гнев г-на Фицека против настоящих обманщиков армии, тем больше возрастал он у Мартона. Питался он из самых разнообразных источников, прежде всего тем, что называется вообще любовью к родине, затем жалостью к солдатам, отморозившим ноги, и не в меньшей мере сочувствием к отцу, который «страдает ни за что». Это был решительный бунт против несправедливости. Как могут обвинять отца! Ведь он-то, взявшись за работу, понятия не имел, в какой его заманили капкан, а когда попался и понял что к чему, то достопочтенный шеф отдела снабжения задурил ему голову, уверив, будто эти башмаки вовсе не попадут на фронт. (Г-н Фицек сперва-то поверил Шафрану и только под конец стал сомневаться.) Как же можно привлекать к ответственности отца, который работал за гроши? Надо поставить к стенке и вздернуть на виселицу тех богачей-спекулянтов, которые бесстыдно торгуют и отчизной и жизнью ее защитников — солдат.

Однажды ночью, когда дома все уже спали, а на улице бушевал буран, Мартон пристроился у теплой керосиновой лампы и начал писать стихотворение. Мальчику казалось, будто строки ему диктует бушующий снежный вихрь, а рифмы ставят в конце воющие порывы ветра. Отец спал рядом с матерью на кровати, и Мартон то и дело поглядывал на его побледневшее, исхудалое лицо. «Не бойтесь, папа, вы ни в чем не виноваты!..»

Когда стихотворение было готово, Мартон переписал его набело в трех экземплярах на листочках, вырванных из тетрадки. Один экземпляр он решил послать в газету «Пешти хирлап» — пусть напечатают. И тут же представил себе, как возмутится вся страна против настоящих преступников и как поражены будут все: и дома и в школе, да и друзья тоже! Поэт Мартон Фицек — «непреклонный борец за правду»! Отец обнимет его и скажет, плача: «Спасибо, сынок! Теперь мне уж и вправду нечего бояться!»

Мартон послал стихотворение по почте. Это обошлось ему в восемь филлеров. Два — конверт, шесть — марка. «Не беда! — рассудил Мартон. — На это денег жалеть нельзя».

Второй экземпляр он передал председателю кружка самообразования. Третий понес к своим ребятам и прочел им. Всем, кроме Лайоша, стихотворение очень понравилось. «Отошли в газету!» — закричали ребята наперебой. «Я уже отослал», — ответил Мартон. «Дай мне его переписать», — попросил Петер. И крупными буквами переписал все стихотворение на большой лист рисовальной бумаги.

В следующее воскресенье в разделе «Ответ читателям» среди уймы разных сообщений Мартон прочел: «Автору письма под девизом «За правду. М. Ф.» И дальше стояло всего лишь три слова: «Никуда не годится!»

Холодно стало на сердце у Мартона. Он долго разглядывал буквы. Может, он ошибся? Снова прочел от начала до конца весь раздел, набранный крохотными буковками. Вдруг да в редакцию пришло два послания под одинаковым девизом? Но больше такого девиза не было. И тщетно разглядывал Мартон буковки коротышек слов, они упрямо стояли на своем месте и даже выросли в огромное: «НИКУДА НЕ ГОДИТСЯ».