Другая музыка нужна

— А если все помрут с голоду, кто ж тогда шить будет?

На это Фицек не нашелся что ответить, поэтому крикнул:

— Ни уха ни рыла не смыслит, а последнее слово всегда за ней!

Жена передернула плечами. Хотела вернуться к плите, но г-н Фицек, почуяв что-то неладное, быстро заговорил о другом:

— Как ты думаешь, сколько зарабатывает акционерное общество на паре башмаков?

— Не знаю.

— Вот видишь! — воскликнул г-н Фицек. — Видишь, душенька моя ненаглядная. Все чешешь языком, вместо того чтобы слушать. За пару башмаков, душенька моя, предприятие получает втрое больше, чем я.

— Втрое больше? — Берта обмерла даже.

— Да-а! Хоть я и работаю по двенадцать часов в сутки.

— Чудно́! — задумчиво промолвила жена.

— Что ж тут чудного?

— А… чудно, что… Стало быть, если б ты шил башмаки прямо для армии, за три часа заработал бы столько же, сколько теперь за двенадцать? Выходит, девять часов работаешь даром, денежки-то идут в карман фирмы.

— Чего? — спросил г-н Фицек, пораженный на миг таким ходом мыслей. А так как разумом все это он постичь не мог, то тут же пришел в ярость. — Опять чепуху мелешь! Не понимаю, зачем я только слушаю тебя. Три часа, шесть часов, девять часов, стенные часы, карманные часы, башенные часы! При чем тут часы! Фирма платит мне так, как мы с ней сторговались: я с ней, а она со мной. Фирма имеет право продавать солдатские башмаки с прибылью. А как же иначе? Без прибыли весь мир полетел бы к черту! Я тоже получаю выручку, когда на заказчиков работаю. А уж кто сколько выручает, это, дружочек, от ловкости зависит. Они — башка-то у них на плечах! — дорого продают военному командованию. Так сторговались… За три часа… — Фицек терзался сомнениями. — А если бы они содрали с армии вдвое больше, тогда, стало быть, за полтора часа? Тогда, выходит, я десять с половиной часов работал бы задаром. А если бы фирма рехнулась и продавала без выгоды для себя, тогда уже двенадцать часов? Да как же это так? Выходит, часы меняются все время? Подумай, что ты брешешь?

Жена совсем смешалась.

— Да я только так, к слову сказала. В голову мне пришло.

— Эх, и много же чуши полезет в голову, только пусти ее! Вот умный человек и не пускает! Из меня тоже, как из козы орешки, так и сыпалась бы, не переставая, всякая чепуха. Позволь, только я… Но я… Эх, долог волос, да ум короток!.. Довольно! Ступай лучше обед готовь.

Жена постояла еще чуточку, хотела что-то сказать, потом передумала — вдруг да ошибется опять! — и пошла к себе заниматься хозяйством.

4

Г-н Фицек заканчивал башмак. Натер подметку черным воском и начищал суконкой. Воск блестел уже так, будто подошва под ним была и в самом деле кожаная. Вдруг дверь мастерской отворилась, и, ударившись о порог, звякнула сабля. Фицек испугался. В дверях стоял высоченный человек в офицерской шинели. С низкого сапожного стульчика г-н Фицек смотрел на него, как смотрят на крышу. Ногой тут же незаметно запихнул под стеллаж листы картонной подошвы, а рукой с невероятной быстротой стал начищать суконкой подошву башмака. Теперь она блестела, как зеркало, хоть брейся перед ней. «Вот повезло-то! — подумал г-н Фицек. — Что, если б он десять минут назад привалил?»

— Чем могу служить? — пролепетал мастер, запинаясь.

— Гвоздь у меня в башмаке.

«Врешь! — подумал сапожник. — Врешь! Не потому ты пришел!»

— Извольте присесть, — сказал он громко и кивнул на стул, стоявший рядом с верстаком. Рука, а в руке суконка летали взад и вперед с такой скоростью, будто к Фицеку подключили ток какого-то немыслимого напряжения. Казалось, увеличь его чуточку — и рука отлетит прочь.

Человек в офицерской шинели сел. Сабля звякнула опять, Фицек вздрогнул. Офицер нагнулся, расшнуровал башмак и протянул сапожнику. Фицек продолжал неистово начищать подошву, глядя при этом в глаза офицеру, который держал башмак, с изумлением смотря на исступленно двигавшиеся руки мастера.

— Что ж вы не берете? — спросил наконец офицер. Он никак не мог взять в толк, что происходит.

«Гвоздя там нет наверняка!» — решил Фицек и произнес вслух:

— Прошу!

Рука остановилась, положила навощенную суконку, солдатский башмак и, все еще дрожа от напряжения, потянулась за ботинком. А глаза г-на Фицека неотрывно смотрели в лицо клиента.

«Полоумный, должно быть», — рассудил офицер и, чтоб не смотреть на этого странного человека, вытащил газету из кармана и, заслонившись ею, начал читать.

Фицек засунул руку в башмак, закрыл глаза, точно врач, старающийся нащупать опухоль у больного. Мастер был уверен, что ничего не найдет. Когда же наткнулся кончиком пальца на гвоздь, пробормотал с изумлением: «Есть!» — и открыл глаза. Только тогда и заметил он, что сидевший на стуле офицер читает «Непсаву».

Г-н Фицек скривил губы.

«Ага! Вот на что ты вздумал меня поймать! На «Непсаву». Чтобы я не боялся. Чтобы выболтал, когда ты допытываться станешь».

— «Непсава»? — громко спросил г-н Фицек и кривым напильником налег на гвоздь.

— Угу, — послышалось из-за газеты. Офицер еще выше поднял «Непсаву».

Г-ну Фицеку непременно надо было выговориться, чтобы преодолеть внутреннюю дрожь.