Другая осень

А я остался в Марининой подворотне. Я постоял там, отворачивая лицо к стене, а потом пошёл в гостиницу.

В номере было темно. Я зажёг люстру. Всё равно было темно. Я зажёг ещё торшер. Но всё равно было мне темно.

Я вышел в коридор и прошёл по нему до конца. Потом пошёл назад.

— Ищешь что-нибудь, Саша? — спросила дежурная.

Я вернулся к себе и сел читать стихи Пушкина. Но не захотелось мне их читать. Первый раз в жизни.

Потом я лежал на кровати в одежде, хотя за это мама меня ругает. Я лежал и ни о чём не думал.

* * *

Марина не пришла в школу.

«Из-за меня она не пришла, — подумал я, — обиделась и не хочет со мной сидеть».

Я пошёл на перемене к выходу — вдруг она опоздала просто. Но и в перемену она не пришла.

Весь день я просидел за партой один.

И только на последнем уроке узнал, что Марина легла в больницу вырезать гланды, чтобы меньше болеть ангиной.

В этот же день меня Носов спросил:

— Купили тебе галстук родители?

— Купили, — сказал я, хоть на самом деле ещё мы покупать не ходили.

— Завтра принеси. Завтра тебя примут.

Я шёл из школы и вдруг увидел, что прохожие странно на меня смотрят. Я тоже на себя посмотрел и увидел, что я бегу.

Так мне хотелось быстрее всё рассказать папе, маме и тёте Розалии. Я забыл даже, что у них опять репетиция нового номера и вернутся они поздно вечером.

Хорошо, что у меня был рубль и ещё четырнадцать копеек. Так что денег на галстук хватало. Только жаль, что мы не вместе его купим.

В пионерском магазине я сразу увидел галстуки. Кроме них, на витрине стояли барабаны, горны и даже знамёна и вымпелы.

— Знамёна тоже купить можно? — удивился я.

— А денег у тебя хватит? — спросила продавщица.

— У нас весь товар продаётся, — сказала другая. — А ты кто? Член совета дружины?

— Нет, меня в пионеры завтра примут.

— Так что ж ты про знамёна… Пожалуйста, выбирай галстук.

Вечером я попробовал галстук примерить перед зеркалом, но никак мне было его не завязать. Я положил его на стол и не ложился спать, ждал папу и маму.

Я так и заснул на стуле, но сразу проснулся, как они вошли, и сказал им про завтра.

Папа сразу сходил за тётей.

Мама включила утюг и стала гладить мой галстук. Потом она завернула галстук в чистое полотенце, чтоб не помять, и я положил его в портфель.

В школу я принёс галстук в портфеле.

Но в этот день меня не приняли.

Ещё с утра я подошёл к Носову.

— Ты сейчас возьмёшь галстук?

— Зачем? — удивился он.

— Чтоб завязали после торжественного обещания. Я в кино видел, как его завязывают.

Носов взял галстук. Полотенце я оставил в портфеле. В перемену Носов понёс галстук из класса, но скоро вернулся.

— Не пришла ещё пионервожатая.

Во вторую перемену он снова унёс мой галстук — и снова принёс назад.

И в третью перемену — то же самое.

— Положи его пока к себе, — сказал он.

Я снова завернул галстук в полотенце и убрал в портфель.

— Вызвали её, старшую пионервожатую, сегодня, а тебя на завтра перенесли, — объяснил Носов.

Я медленно шёл из школы, потому что снова все были на репетиции.

В двух больших термосах на тумбочке стоял мой обед. А на столе лежала новая книга в красивой обложке — «Неизданные стихи Пушкина». Лежала записка от папы: «Дорогой мой сын! Поздравляю тебя…»

Ещё лежала записка от мамы и тёти Розалии: «Любимый Сашенька, мы тебя горячо поздравляем и желаем…»

Я не стал читать, чего они мне пожелали. Сам я сейчас ничего себе не желал.

* * *

Удивительно, сколько сегодня утром людей знали о том, что меня принимают в пионеры!

— Привет, пионер! — сказал усатый швейцар в гостинице.

— Принимают? — спросила гардеробщица в гардеробе.

Даже Носов взял галстук не раздумывая.

Я сидел по-прежнему за партой один. Весь урок я переживал, ждал большой перемены.

На большой перемене в класс вошла старшая пионервожатая.

Все успели вскочить, чтобы разбежаться кто куда, но она загородила дверь.

— Носов, построй отряд на линейку.

Отряд выстроился тремя звеньями между колонок, а я стоял в стороне.

— Ребята, сегодня у вашего класса торжественный день, — начала старшая пионервожатая.

А мне захотелось вдруг улыбнуться. Может быть, потому, что это она про меня говорила, может, просто от радости, что наконец-то я вступаю.

— Саша, подойди сюда.

Я подошёл.

— Ты выучил слова торжественного обещания?

Ещё бы я их не выучил. Я их каждый день повторял по дороге в школу.

— Тогда говори за мной.

И она начала:

— Я, — сказала она.

— Я, — сказал я.

— Александр Карамзин, — сказала она.

— Карамзин, — повторил за ней я.

— Вступая в ряды…

У меня вдруг голос задрожал, так я разволновался. И колено затряслось на правой ноге, и все слова торжественного обещания забылись. Я бы сейчас сам ни одного слова не вспомнил, если бы старшая пионервожатая вдруг замолчала. И на ребят я не смотрел, и вообще ничего в этот момент я не рассматривал, но почувствовал, что стало очень тихо, что все тоже стоят не шевелясь и молча волнуются.

Потом старшая пионервожатая сама повязала мне галстук.

— А теперь, — сказала она, — встань в строй своего звена.

И я встал.

— Карамзин, — сказал мне Носов на последней перемене, — тебе новое поручение.

— С отметками?