Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой

Нет, прекословить не будем. Он ведь и ждет другого. Скорее, лояльного скепсиса. Избитая похвала — то есть Паула без своего скепсиса— вызвала бы у него подозрение, говорила бы о равнодушии, о замаскированном, но глубоком пренебрежении.

Разумеется, без вашей помощи мне не обойтись, замечает он. Хотелось бы получить кое-какие цифры, первые итоги, отзывы.

Паула внимательно наблюдает за ним. Руки его уже не участвуют в разговоре, пальцы теребят шариковый карандаш.

Цифровые сводки о работе передвижной библиотеки подготовит фройляйн Урбан, Паула ее попросит. Забота о престиже, говорит советник, а ее мысли уже далеко отсюда.

Ты не знала, сказал тогда Феликс, что задолго до смерти Франко в М. возникла антифалангистская группа, объединяющая испанских студентов и рабочих?

Какое ты имеешь отношение к политической группе? — спросила она. Ты же занимаешься немецкой литературой, верно?

Забота о престиже, звучит его голос на фоне красных крыш; она все-таки взобралась тогда на холм, к замку. Но, чувствуя на плече руку Феликса, не обратила внимания, что за походка была там у людей — скованная или нет.

Вы ведь не откажетесь дать делегации подробные разъяснения?

Вы ждете делегацию? — спрашивает Паула у советника.

Оконная замазка с примесью свинца. Он отравился свинцом и умер от паралича.

Я уже завязал контакты, объяснил он.

Как только паралич поднимется к сердцу, даже тепло ее груди будет бессильно. Позволит ли он прижать себя к груди?

У вас непорядок с коленными суставами? спрашивает она, застегивая верхнюю пуговку на блузке.

Не понимаю, слышится в ответ; он в полном недоумении.

Десятая утренняя беседа с Паулой

Из кухни она пришла в спальню. Я проснулась мокрая от пота, на плече у меня лежала ее рука.

Завтракать пора, говорит она.

За окном брезжит рассвет. Гомонят птицы.

После кошмарного сна сердце мое колотится, точно у бегуна на короткие дистанции. Что Пауле надо у меня в спальне?

Возможно, она и ночи проводит здесь, в доме, без моего ведома раскладывает в гостиной пасьянсы, а радио тем временем сообщает о чокнутых водителях, которые вопреки всем правилам едут навстречу движению, и угли в камине уже не дымятся, погасли. Или она не восприимчива к угару?

Надо бы вызвать печника.

Но теперь здесь сидит Паула. Что-то говорит, и голос ее звучит так, словно она приближается в сапогах-скороходах из дальней дали.

Глаза у меня слипаются, я с трудом удерживаю в памяти ее слова, а ведь они, наверно, образуют фразу. Какое там молодое вино — всего-навсего ветхий мех. Опустевший после пробуждения. Родной язык и тот улетучился.

Проснись, говорит Паула, а я спрашиваю: Что тебе здесь надо?

Совсем рядом спит муж — он храпит, только засыпая, а утром похож на обиженного ребенка. Паула у кровати как будто нисколько ему не мешает.

Лучше спать мертвым сном, чем видеть такие кошмары. В конце концов я выпустила диких охотников, да только все впустую.

Вставай, слышится голос Паулы, ее ладонь гладит мое сведенное судорогой плечо. И сердце сдерживает свой безумный перестук. Я слишком устала, чтоб сдержать и дыхание.

Часть моего мозга я вновь убаюкала. Откуда взять силы подняться, если даже солнце только-только начало вставать?

А Пауле невтерпеж. Она стаскивает с меня одеяло, спихивает с кровати мои ноги, даже тапки мне надевает, потом берет под мышки и усаживает.

В кухне уже готов кофе. Для булочек пока рановато.

Летаргия, говорит Паула, надо бороться с сонливостью, тогда будет легче вставать по утрам.

Бороться?

Ты же выучилась бороться, говорит Паула и сыплет мне в чашку две ложки сахару, хотя в принципе я пью несладкий кофе. Правда, если она не станет размешивать, то еще куда ни шло. Я обманулась: она тщательно размешивает сахар.

Только не говори, что не усвоила урока, бодро продолжает она.

Возможно, ей бы следовало подыскать для утренних бесед другого партнера который способен разговаривать в этакую рань. Вот критики, как я думаю, продирают глаза ни свет ни заря. А она все говорит, говорит.

Нас ведь приучили бороться, говорит она, за личное счастье, за возможность сделать удачную карьеру, за машину повместительнее и побольше денег, против конкуренции. А для ясности выставили повсюду фотографии противников и футбольных звезд. Нет Thule ultimo[31] для экономической экспансии, и основа этого убеждения — непрерывно растущий валовой общественный продукт.

Если хочешь знать, говорит Паула, видимо от души потешаясь на мой счет, мы бы никогда не стали одной из богатейших наций, если бы каждый прокисал, как ты, поутру над своей чашкой кофе в надежде, что, уповая на господа бога, можно будет ничем себя не утруждать.

На какого еще бога? — недоумеваю я.

На бога противогазов и противоатомных убежищ, отвечает Паула.

Это уж чересчур, а вообще-то, сладкий кофе довольно быстро поставил меня на ноги.

Что же это за Паула, скажите на милость, которая вот уже сколько дней только и знает, что дерзит? В моем представлении Паула совсем не такая.