Другая половина мира, или Утренние беседы с Паулой

В ситуациях вроде нынешней Пауле уже незачем озираться по сторонам, высматривая знакомые лица, теперь она и сама принадлежит к избранному кругу. Никуда не денешься.

Отвечая на вопросы журналистов, обер-бургомистр старается придать беседе одновременно официальный и непринужденный характер, но ни на минуту не забывает о своем превосходстве.

Да, говорит он, быть может, и создается впечатление, что мы идем вперед семимильными шагами.

И продолжает: Надо, так сказать, наверстывать упущенное, город современный, растущий, находится на подъеме. Пора открыть людям глаза. На свете есть и иной Д., не только тот, где топтали человеческое достоинство.

Потому-то и родилась мысль учредить большую премию в области культуры.

В области изобразительного искусства, уточняет коротышка советник (он держится в тени обер-бургомистра), ведь к литературе Д. почти не имел касательства.

А не развиваете ли вы сейчас столь бурную деятельность затем, чтобы уйти от прошлого? — спрашивает один из репортеров. То есть, поясняет он, вовсе не новая форма самосознания, а просто-напросто попытка изжить старый комплекс? И Паула с удивлением ловит себя на том, что уже сочувствует ему в его дерзком бунте; пульс ее учащается, ладони мокры от пота.

Если мне не изменяет память, слышится голос советника, вы новичок в здешней редакции? Сегодня я вижу вас впервые.

Не согласиться было нельзя, и Паула согласилась. Она одобрила текст объявления, извещающего о Дне открытых дверей в фонотеке (от муниципалитета его подписал обер-бурго-мистр), и около четырех — перед самым закрытием — сходила в сберегательную кассу напротив, проверила там начисление месячного жалованья, взяла немного денег на текущие расходы, поговорила с кассиром, вполне дружелюбно — ведь и он к ней привык, и она знает его в лицо, — а когда вышла на улицу, впервые увидела на стене дома невзрачную табличку, прикрепленную там в память о восстании жителей Д. и узников лагеря против эсэсовцев. Почему же здесь нет настоящего большого памятника? Вот на этом самом месте, где сейчас стоит Паула, сжимая в руке банковскую книжку и деньги — сумочку она забыла в библиотеке, — на этом самом месте были расстреляны трое заключенных и трое граждан Д.

Твой приятель — невыносимый гордец, говорил Пауле младший брат. Ты-то сама его выносишь?

Себе Паула запрещала и гордиться, и быть не в меру счастливой. Какой смысл болтать о счастье…

Фройляйн Фельсман приносит газеты с сообщениями о Дне открытых дверей. Она не поленилась отметить страницы, наполнившие ее гордостью, ведь вся здешняя библиотека — предмет ее гордости.

На одной фотографии — Паула, позади обер-бургомистра, нос и рот — на уровне его плеча в центре снимка, но немного в глубине.

Он говорил тогда и о проекте передвижной библиотеки. Паула, видно, не сумела скрыть удивления; ей вдруг вспомнился священник, и она привычно подумала, что он, наверное, любит украдкой поглаживать кожаные корешки своих книг.

Вот видите, на нас можно положиться. Эти слова обер-бургомистр адресовал Пауле, а на лице его играла легкая усмешка, от которой он выглядит проще и человечнее.

В собственной библиотеке ею овладело чувство заброшенности. Она потихоньку выбралась из толпы чиновников и гостей и ушла к себе в кабинет, к знакомому столу.

Противно, и вдобавок уже до боли надоело. Вполне возможно, что в Пауле от рождения затаился еще один человек и все поджидал удобного случая, чтобы оглушить ее ударом по голове. Самое важное тут — время и место. А также климат. Лишь здоровые натуры находят в нем хоть какое-то удовольствие.

Холод вправду усилился и явно застиг Паулу врасплох, но пока есть еще надежда или хотя бы шанс обрести надежду.

На фотографиях нет одной только фройляйн Фельсман. Она скромно расхаживала среди стеллажей, присматривая за посетителями; зато фройляйн Урбан, которая сидела за пультом фонотеки в комнате рядом, попала-таки в кадр. Что говорить, газетный материал и подан умело, и дозирован четко, отмечает Паула. Слева критика упомянутого комплекса забвения, справа местный хор мальчиков — посланец Д. на гастролях в Езоло. Передвижную библиотеку хвалят как замысел городских властей.

Местный поэт, читает Паула, ратовал за то, чтобы поделить будущую премию между художниками и литераторами, но муниципалитет успешно отбил его атаку: литератор может столкнуться в Д. с большими трудностями, чем живописец.

Нет, взять отпуск она не сумеет. Надо было планировать заранее. С бухты-барахты и в растрепанных чувствах решений не принимают, даже если допустить, что ей бы дали полную свободу решать.

И привычный ход вещей ломать нельзя. В конце концов есть еще ответственность, и лежит эта ответственность на ней.

Все ж таки, говорит Паула Феликсу (руки ее нежно скользят по его телу, а напротив звонят колокола и хлопают дверцы автомобилей), все ж таки я, конечно, не вправе удерживать тебя от поездки домой на каникулы. Но мне до смерти не хочется тебя отпускать.

Нет, тихонько смеется она, гофио тут определенно ни при чем. Откуда ты взял, что всему виной гофио?