Другая правда. Том 1

Несмотря на внешнее спокойствие, демонстрируемое при рассказе о преступлении, оживляются вегетативные реакции, свидетельствующие о волнении. Временами выдержка отказывает, особенно при оценке судебной ситуации…

— Ну и как вам? А теперь добавьте к этому гипергидроз и диспноэ, которые мы отметили вчера в заключении психолога. И не забудьте о вспышках ярости и гнева в детстве, на которые указывала мать, когда водила сына к детскому психиатру. Вам по-прежнему хочется сделать из Сокольникова супергероя, эдакого Бэтмена российского розлива или Джеймса Бонда? Дальше в заключении приводятся цитаты из высказываний самого Сокольникова во время беседы с психиатром: «Суда не будет, я это для себя решил твердо», «Не хочу, чтобы злорадствовали». Прокомментируйте, пожалуйста, эти слова.

— А как… ну, то есть я не понял, почему Сокольников считает, что суда может не быть. Что значит «я это решил твердо»? — с удивлением переспросил Петр.

— Вот и мне интересно. Предположения есть?

— Если только он запланировал покончить с собой до суда, — выдвинул свой вариант Петр.

— Отлично, принимаю. Еще?

— Или ему адвокат ясно дал понять, что все на мази, со всеми договорился, следователям дал, судье тоже конверт занес…

— Судья еще не назначен, потому что предварительное следствие не окончено и дело в суд не передано. Но в принципе схема годится: адвокат заблаговременно договорился с председателем суда, в котором будет слушаться дело, что судью назначат покладистого, сговорчивого, умеющего «правильно» вести судебные заседания. Но такой вариант годится именно как схема, в жизни он не особенно надежен.

— Почему?

— В девяносто восьмом году в судах работали юристы еще советского призыва. С ними не так просто было договориться. Звонок или намек из горкома партии или откуда-то повыше — это да, срабатывало, но при советской власти все так жили. А вот конвертик от адвоката с риском спалиться перед операми — в те годы еще было страшновато, да и брезговали многие. Но, повторяю, как схема — пойдет. Еще какие объяснения? Не забывайте, Сокольников говорит не о том, что не будет обвинительного приговора, он говорит, что не будет самого суда. Конечно, он не юрист и может не видеть разницы в терминах, для него слова «суд» и «приговор» имеют одинаковый смысл, поэтому примем допущение, что он хотел сказать: на суде меня оправдают, обвинительного приговора и реального срока лишения свободы не будет. Но тут нам сильно мешают слова «Я это для себя решил твердо».

— Да-а, — протянул Петр задумчиво. — Тогда кроме запланированного самоубийства ничего другого не остается. Что еще он мог сам твердо решить, чтобы избежать суда?

— Не знаю, пока ничего в голову не приходит. Если бы он сказал «я знаю точно, что суда не будет», мы могли бы предполагать всякие договоренности на разных уровнях. А «я твердо решил» — это совсем про другое. Насчет злорадства что скажете?

— Это, похоже, из того же разряда, что и ориентация на успех. Правильно?

— Думаю, да. Зависимость от чужого мнения и сторонних оценок. Хочу, чтобы все думали, что я крутой, и не хочу, чтобы меня считали лохом и неудачником. Я даже готов умереть, только бы не злорадствовали в мой адрес. Разобрались, идем дальше.

Обнаруживает хорошую память, довольно обширный запас знаний, мышление логичное, последовательное, уровень мышления категориальный. Структурных нарушений не выявлено. Эмоциональные реакции адекватны. За время пребывания в отделении поведение упорядоченное. Суицидных, агрессивных тенденций не обнаруживал…

— Получается, я опять глупость сморозил? — огорченно спросил Петр. — Раз суицидных тенденций врачи не усмотрели, значит, Сокольников не собирался покончить с собой.

— Вот и нет. Тут вы как раз очень даже правы, как мне кажется. И расхождение между заключением психиатра и вашими логическими выводами подтверждает вашу правоту. Вы сейчас не отвлекайтесь, я вам потом объясню. Итак, дальше у нас с вами идет последняя часть акта, собственно Заключение. Читаем.