— Она пишет, что Андрей никак не мог совершить убийство соседей, потому что в период с середины июня по середину августа вообще не жил в квартире на Чистых прудах. Он жил по другому адресу, у своего товарища, писал диплом. Вот, дословно: «С восемнадцатого июня до середины августа сын живет по другому адресу, так как пишет диплом, а в квартире на Чистопрудном у него очень плохие условия, так как соседи пьют, дерутся и общаются с пьяными друзьями». Как так может быть? Он окончил институт два года назад, мы же с вами копию диплома видели, там и тема дипломной работы указана, и даты все проставлены. Помните, мы с вами еще обсуждали, где и кем он работал, пока учился на заочном, и потом два года после института. Почему же мать Сокольникова говорит, что он летом девяносто восьмого писал диплом? Он что, еще где-то учился? Получал второе образование? И чуть дальше она возмущается, что у сына в течение первых двух месяцев следствия не было адвоката. Как же не было, если мы с вами все ордера видели, их там куча! Да, адвокаты часто менялись, но они всегда были, вы сами проверяли.
— Отлично! — радостно воскликнула Настя. — Просто супер! Петр, я вас поздравляю, вы только что нашли ответ на мой вопрос. Мать Сокольникова лжет точно так же, как ее сынок, пребывая в полной уверенности, что никто проверять не станет, ей поверят на слово, ведь она такая хорошая, такая замечательная, как же можно ей не поверить? Надо полагать, говорить неправду она мальчика в прямом смысле не учила, она всего лишь внушала ему, что она необыкновенная умница и сокровище, а все прочие, в том числе и психиатры, придумавшие какую-то там пограничную умственную отсталость, — дураки, которые ничего не понимают. Но при этом сама лгала совершенно по-детски, самоуверенно и нахально, а сынок все видел и мотал на ус, перенимал. Если и мать, и сын демонстрируют схожие модели поведения, мы можем более или менее уверенно полагать, что саму модель мы сформулировали верно. Пойдемте есть пиццу, а после обеда займемся социально-положительными ориентирами, на которые указывают эксперты.
Звонок Татьяны Образцовой застиг Настю в тот самый момент, когда она усилием воли оторвала себя от материалов уголовного дела и собралась заняться переводом.
— Как вы там отдыхаете? — спросила она.
— Замечательно! Спасибо тебе, Настюша, еще раз, выручила нас всех.
— Да ерунда, — отмахнулась Настя. — Мне и самой ужасно интересно. Ты же знаешь, я люблю копаться, особенно в документах.
— А мальчик как? Справляешься?
— Мальчик чудесный. Колючий, ершистый, упрямый, умница, в общем, настоящий журналист. Вцепился в несчастную Лёвкину как клещ, мечтает доказать злоупотребления и фальсификацию дела.
— Лёвкина? Рита?
— Да, Маргарита Станиславовна. Ты ее знаешь?
— Ну, — рассмеялась Татьяна, — знаю — это сильно сказано. Пересеклись однажды на торжественном сходняке по случаю Восьмого марта, там помимо прочего лучших женщин-следователей награждали. Меня в том году в нашем округе признали лучшей, а в Центральном — Лёвкину. Потом, как водится, фуршет в обществе коллег и руководства, я подошла к Лёвкиной, представилась, поздравила. Познакомились, постояли, поболтали ни о чем. Она мне показалась очень приятной дамой.
— С другими обсуждала ее?
— Ну а как же! Или я не женщина? — в голосе Татьяны зазвучало лукавство. — Сплетни и слухи — наше всё, сама знаешь. Тебя что-то конкретное интересует?
— Например, любовные связи с коллегами. Не было разговоров?
— Не слышала такого, да это и маловероятно. У Лёвкиной свекор был генералом ФСБ, а муж — не то майором, не то подполковником, сейчас уже точно не припомню, но в той же конторе. Не стала бы она такими семейными связями рисковать ради прокурорского или милицейского следователя. Про нее все говорили, что она умная и работу свою знает отлично. А что, в деле ты видишь что-то сомнительное? Что-то не так?
— Не знаю, Танюша. Вроде всё нормально. А всё равно что-то скребет, — призналась Настя. — Но я никуда не лезу, ты не бойся, я твои указания выполняю тщательно.
— Кто в надзоре?
Фамилию Настя помнила, но на всякий случай заглянула в блокнот. Годы идут, не может она так уверенно полагаться на свою память, как прежде. Эх…
— Зампрокурора округа Темнова.
— Ее знаю, она потом в Генеральную перешла. У этой мышь не проскочит. Если она документ подписала, то можешь спать спокойно. Интересно, она до сих пор работает или уже на пенсии? Знаешь, — голос Татьяны вдруг стал тихим и задумчивым, — собственный возраст редко ощущается адекватно, да и в зеркале видишь себя прежнюю, а не нынешнюю, а вот когда узнаешь, что тот, кто младше тебя, или даже твой ровесник, уже на пенсии, тогда и понимаешь, сколько тебе на самом деле лет. У тебя такого не бывает?
— Бывает. Даже чаще, чем хотелось бы. Но не будем о грустном. Расскажи в двух словах про поездку.
— Если именно в двух, то райское наслаждение!