Другая семья

Да, любви. Много было в нем любви, никуда не делась. Наверное, она только больше стала, сильнее.

И тут же по краешку сознания пробежала блудливая мысль – ну да, ну да… Набрался силы от Катиной любви, чтобы всю эту силу снова отдать Алисе…

В дверь осторожно постучала Клара Георгиевна, но так и не вошла, проговорила тихо:

– Ребята, идите ужинать… Я голубцы приготовила. Очень вкусно получилось…

– Да, мам, сейчас придем! – крикнула Алиса. И голос у нее был уже другой – радостный и будто освобожденный. Еще и засмеялась коротко: – Мама для тебя голубцы приготовила, не для меня… Знает, что ты их любишь… Хотя тоже всю ночь не спала. Вот теперь и оправдывайся перед ней, как хочешь!

Оправдываться не пришлось, потому что Клара Георгиевна не задала ему ни одного вопроса, ничем своего недовольства не выдала.

Ужин прошел тихо, по-семейному. Когда легли спать, Алиса приникла к нему, обвила шею руками, прошептала на ухо:

– Я так соскучилась, Филипп… Очень соскучилась…

От полноты счастья он даже не отобразил, что впервые слышит от нее такие слова. Да и все в эту ночь, можно сказать, было впервые… И все было счастьем. Счастье – Алисино искреннее желание. Счастье – что она приняла его желание с радостью. Вся ночь – сплошное счастье! А на исходе ночи она прошептала, положив голову ему на грудь:

– Я только сейчас поняла, что нам нужно, Филипп…Только сейчас… Нам ребенок нужен! Да, да, я хочу ребенка… Все равно кого – мальчика или девочку… А можно двоих… Сначала мальчика, а потом девочку! Ты как, не против?

– Я? Против? Да бог с тобой… Я так счастлив сейчас, что и сказать ничего не могу… Только тебя слушать могу бесконечно, любимая…

Он так и не заснул больше в эту ночь. Алиса спала рядом, дышала ровно. А он понял, что не уснет. Что полон сил и без сна. Тем более все равно ему рано надо подняться – куча дел впереди. День впереди! Счастливый насыщенный день! Да он горы может свернуть после такой ночи!

Долго лежал, смотрел в темноту. Плавал в своем счастье. Услышал, проснулись первые птицы, как в комнату проник робкий свет осеннего утра. И вздохнул полной грудью – как все-таки жить хорошо, господи…

И тут же слегка уколола дерзкая мысль – но ведь ты, дорогой, вроде как и прошлой ночью был так же счастлив? Когда был с Катей? Или не так?

И ответил сам себе виновато – нет, не так… Не так… И, чтобы больше не думать ни о чем, подскочил с постели, пошел в ванную, встал под холодный душ. Вот так, вот так… Пусть все сомнения и вопросы вода смоет. Пусть!

Клара Георгиевна уже ждала его на кухне с кофе и сырниками. И с жареной яичницей с беконом. Суетилась вокруг него, радостно приговаривая:

– Ешь, мой дорогой, ешь… Я тебе сегодня яичницу сварганила, знаю, что ты любишь… Хотя и вредно, да что не сделаешь, чтобы дорогому зятю угодить? Ешь… Алиса спать будет до обеда, наверное. А тебе еще работать…

Глаза у тещи сияли. Будто она была в курсе, что меж ними произошло этой ночью. А может, и правда все знала, все понимала. Материнская интуиция – вещь довольно странная. Еще ребенок и сам ничего не знает, а мать уж знает все наперед.

– У тебя телефон в сумке все время звонил, Филипп… Ты сумку в прихожей оставил. Может, срочное что-то, да я не решилась тебя беспокоить… – неловкой скороговоркой протараторила Клара Георгиевна, отводя глаза.

– Ничего страшного, я потом перезвоню… Спасибо, Клара Георгиевна, все было очень вкусно. Мне пора…

Сев в машину, выудил из сумки телефон, глянул на дисплей. Ну да, Катя звонила… Причем несколько раз, с небольшими перерывами. Будто давала этим знак – я есть в твоей жизни, я никуда не делась! Тебе придется обо мне помнить, Филипп! И моей любви к тебе помнить! И нести за нее ответственность!

Прежняя радость потухла и счастье сжалось в размерах, будто усовестившись. Еще и тревога странная образовалась внутри – будто произойти что-то должно. Жизнь должна измениться. И страшно отчего-то, и стыдно… И душе неловко, будто она завязла, как муха в смоле – ни туда и ни сюда…

Хотя отчего же завязла-то? Наоборот, все разрешилось. Кати в его жизни больше не будет. Надо завершить этот гештальт, чтобы больше не мучить ее.

Хотя… Зачем он себя обманывает, обелить себя же в собственных глазах пытается? Что значит – не мучить ее? Потому что ему теперь так думать удобно – не мучить?

Надо будет потом поехать к Кате и поговорить с глазу на глаз. Сказать все честно. Покаяться. Прощения попросить. И проститься уже окончательно.

Только не сейчас. Не сегодня. Потом. Потом…

* * *

Какое странное это «потом». Удобное для человека нерешительного. Если он сам себя так называет, конечно. Хоть и знает, что имя ему другое – просто трус.