Подходя к стеклянным дверям нужного ей жилого дома, Эля уже была наполовину наполнена энергией, которую сама у себя высосала непрерывным самобичеванием. Прежде чем зайти внутрь, она еще раз любовно окинула взглядом скромную бруклинскую улочку и с удовольствием представила себе сегодняшний вечер, который проведет в компании любимой подруги уже на Манхэттене. Именно там Нонна будет ее ждать, завершив все дела в той части города. А пока Эле предстояло взять ключ у консьержа и провести несколько часов в одиночестве: передохнуть после перелета, разложить вещи, принять душ и привести себя в порядок. Впрочем, усталости она не чувствовала. Наоборот.
Едва ступив на порог квартиры, она восхищенно охнула. Бросила у входа чемодан, скинула обувь и, пританцовывая, отправилась исследовать просторное жилище подруги.
Ах, если бы у нее были средства приобрести такую же квартиру в Москве! Она непременно оформила бы ее по образу и подобию этой квартиры. Прихожая как таковая отсутствует, небольшая кухонная зона объединена с уютной гостиной, но пространство разделено барной стойкой. Стены выкрашены в бордовый и желтый цвета, посреди стоит мягкий фиолетовый диван – такая цветовая гамма придала жилищу мексиканский колорит. Множество лаконичных полочек на стенах, на одних стоят книги, на других – цветы в горшках и пустые вазы.
Эля разрывалась между желанием полистать книги, которым посчастливилось поселиться на этих полках, желанием выйти на кованный из железа балкон и взглянуть на город, скрывающийся за колышущейся занавеской, и желанием осмотреть остальные комнаты. В минуты такого воодушевления забываешь про сон, про голод и даже про нарастающее желание сходить в туалет, возникшее еще в аэропорту.
Еще одна небольшая комната оранжевого цвета. Напротив – дверь в туалет и ванную.
Дальше по коридору – дверь в комнату попросторнее, где стены выкрашены в светло- и темно-сиреневый оттенки. Под потолком крутятся лопасти большого вентилятора. В этой комнате есть отдельная гардеробная и еще один санузел с душевой кабинкой. Нонна сказала ей обустроиться именно в сиреневой комнате, Эля не могла перепутать. Значит, подруга уступила ей свою большую кровать. Все лучшее – гостье!
Прежде чем утонуть в прохладном покрывале, Эля поддалась еще одному соблазну – гардеробной. Здесь далеко не все принадлежало Нонне. Проще говоря, ровным счетом ничего. Сдавая квартиру на небольшой срок, американцы не потрудились избавить ее от своих вещей, даже от одежды и предметов личной гигиены – на полочках и в ящичках в ванной Эля нашла упаковки с ватными палочками, запасы прокладок, тампонов, различных ваток, новых комплектов резинок для волос и, само собой, дюжину новых зубных щеток. Всем этим добром жильцы могли свободно пользоваться. А вот на гардероб можно было только поглазеть. Но и в этом было что-то магическое – окинуть взглядом наряды совершенно незнакомой женщины, которая всю жизнь жила по ту сторону земного шара, и невольно вдохнуть ее запах.
Времени на раскачку совсем не было – галерея открывалась уже завтра. Поэтому ужин с Нонной в изысканном ресторанчике в центре Манхэттена максимально настроил ее на нужный лад. Домой они вернулись вместе и долго пили вино в уютной гостиной с бордово-желтыми стенами, которые придавали вечернему освещению особый уют и таинственность.
На следующий день скучать было вообще некогда. Эля отправилась вместе с Нонной готовить галерею к открытию и впервые увидела свое полотно, обрамленное в лаконичную тонкую рамку.
А еще она впервые встретила Мишель, но в суете подготовки не успела с ней толком пообщаться. Однако все последующие часы при каждом удобном случае любовалась ее манерой ловко руководить процессом и наслаждалась ее размеренной и складной речью.
Мишель целый день не выпускала сигарету из смуглых, унизанных различной формы и конфигурации кольцами, пальцев. Запах, пропитавший стены галереи и картины, позволял заключить, что одним лишь табаком состав ее курева не ограничивался.
Нонна заметно нервничала. Незадолго до открытия галереи она решительно выставила всех, включая соосновательницу выставки, во внутренний дворик и раскрыла настежь все окна, чтобы как следует проветрить. В отличие от расслабившейся к моменту открытия выставки Мишель, Эля и Нонна позволили себе взять в руки бокалы с шампанским, только когда начали подтягиваться первые гости. Эля упивалась атмосферой подготовки, суетой Нонны и других участников процесса: эпатажного азиата, отвечающего за пиар, лысого холеного чернокожего, настраивающего свет и музыку, и приглашенных официантов, раскладывающих канапе на блестящих подносах.
Десятки людей, с наступлением темноты вплывшие в залитую приглушенным светом галерею, стали для Эли своеобразным уютным одеялом из ярких образов, многоголосия и акцентов. Она закружилась в хороводе поверхностных знакомств и комплиментов. Таблетка под названием Нью-Йорк стремительно таяла у нее под языком.