Другая Шанель

– Я говорю «Клодетт», потому что слышал, как к тебе обращался тот мужчина вчера в кафе. Так что, если имя не настоящее, то тут два варианта: либо ты профессиональная лгунья – и это наводит на размышления, – либо все это – разыгранный как по нотам спектакль, значения которого я не понимаю. Признаться, второй вариант тревожит меня гораздо больше.

– Не волнуйся, офицер, ни в какую западню ты не попадешь. Да, я специально организовала эту встречу, чтобы поговорить с тобой. И ты прямо сейчас все узнаешь, если присядешь рядом со мной.

…Коко Шанель вновь стоит на пороге событий, способных вернуть ей былой статус. Рядом с ней – мужчина, занимающий высокую ступень в иерархии государства, пытающегося задушить Европу.

– Господин Момм, я высоко ценю вашу интуицию. Видите ли, я давно задумала одну вещь, которая мне очень по душе. И думаю, не только мне, но и многим другим людям. Я абсолютно убеждена в том, что сейчас самое время действовать. Мне не хочется терять время на пустую болтовню. Через очень близких и верных друзей я могу организовать встречу с Уинстоном Черчиллем. Я хочу попробовать установить контакт между ним и Берлином, устроить встречу в верхах. Вы пользуетесь авторитетом у властей предержащих и могли бы договориться с ними, как я могу договориться с Черчиллем. Полковник, я понимаю, что эта идея может показаться абсурдной, но все же рискую высказать ее вам. Мне известны ваши дипломатические таланты. И мне кажется, что вы человек, который даже к мечтам подходит с завидной долей реализма.

Момм с каждой минутой становится все серьезнее. По глазам собеседницы он пытается понять, кто она: умалишенная или… образец дальновидности.

– Мадемуазель, правильно ли я вас понял? Вы хотите вмешаться в ход событий и привлечь к этому меня? Может быть, мы с вами не совсем понимаем друг друга? Я офицер, функционер немецкого правительства здесь, во Франции. Вам кажется, что это делает меня подходящим… как бы это сказать? Для вашей задумки? Я могу дать вам лишь один совет, а вы вправе распорядиться им по своему усмотрению: никому больше не говорите того, что вы сказали мне. В самом лучшем случае это повредит вашей репутации умной и талантливой женщины, а в худшем… Мне не хочется даже думать об этом!

Коко готова к такому ответу. Ничего другого она и не ожидала.

– Полковник, могу я попросить вас буквально на минуту – всего только на минуту! – забыть о холодном реализме военного человека? Если рассуждать здраво, моя идея, возможно, непроста в воплощении, но назвать ее абсурдной никак нельзя. Ну вот смотрите. Для вас не составит труда связаться с кем-либо из высоких чинов в Берлине, кто знает настроения, царящие в вашем правительстве, и кто постоянно общается с его членами. И с Гитлером тоже, разумеется. Повторяю, я со своей стороны возьму на себя обязательство связаться с Уинстоном Черчиллем. Понятное дело, связаться с ними – еще не значит убедить их. Особенно учитывая тот факт, что на сегодняшний момент Германия и Великобритания находятся в той фазе отношений, когда им хочется загрызть друг друга. Но не надо забывать, что в обеих странах существуют и сильные пацифистские течения. Я точно знаю, что определенные круги Лондона постоянно давят на правительство, чтобы то заключило перемирие с Берлином.

Чем осмысленнее говорит Коко, тем больше Момма охватывает ужас. Он понимает, что остротой своего ума эта женщина фактически вовлекла его в эту безумную затею.

– Дайте мне пару дней на раздумья, мадемуазель. И прошу вас понять мое смятение в данный момент.

– Конечно, я все понимаю, полковник. Я только прошу вас, свяжитесь со мной по истечении этих двух дней. Да, собственно, в любое время, если у вас появятся вопросы. Лучше ломать голову вдвоем, чем в одиночку совершать расчеты, которые потом не сойдутся. Всего хорошего, господин Момм. До скорого!

…Клодетт снимает туфли и садится на диван, подогнув под себя ноги. Она выглядит необычайно привлекательно, и Фриц Кертнер не может не отметить этого.

– Короче, объясни мне, кто ты такая? Вернее, так: не говори мне, кто ты. Все равно соврешь. Лучше скажи, что тебе нужно от меня, и закроем тему.

Майор делает вид, что теряет терпение, уже потерял. В действительности же страхи, охватившие его, когда он вошел вслед за женщиной в подъезд, исчезли. Он говорит вызывающим тоном лишь потому, что таким образом пытается получить контроль над ситуацией, хоть это и трудно.

– Позволь мне поступить иначе, дорогой, – откликается Клодетт нараспев. – Заверяю тебя в том, что Клодетт – мое настоящее имя. Но ты прав, на самом деле это не имеет значения. Давай лучше обсудим, зачем мы здесь. Эта квартира – моя, и я здесь живу одна. Ее подарил мне отец – человек, которого ты видел со мной вчера утром в кафе.

– Ну да, это твой отец, конечно! – восклицает Кертнер, чтобы избавиться от неловкости, вызванной его предположениями на этот счет.