Другая школа 2. Образование – не система, а люди

Хороший урок (тот, на котором дети увлекаются предметом) устроен ровно по такой же схеме. И в процессе разговора с Робинсоном мне даже пришла в голову теория трех треугольников. Обучение – это ребенок, школа и родители. Урок – это ученик, учитель и предмет. Образование – ухватывающая внимание эмоциональная реакция, идентификация, и… самостоятельное изучение.

Мы говорим с Робинсоном уже больше часа, и последние несколько минут его телефон разрывается от звонков. «Это моя жена, мы должны были с ней поговорить. Если она сейчас подаст на развод, я дам ей ваш номер и домашний адрес», – зловеще предупреждает меня Кен. «Слушайте, расскажите о своих преподавательских приемах», – говорю я быстро в ответ, чтобы перевести тему. «Секрет один: наркотики. Много, много наркотиков, – не меняясь в лице, говорит Кен. – Мы размешиваем их в воде и раздаем перед началом лекции зрителям. Аудитория только выглядит заинтересованной – на самом деле у людей затормаживается нервная система, и целый час они просто не могут двигаться». Это, конечно, многое объясняет, но явно не все.

Видя, что я не удовлетворен услышанным, Робинсон продолжает: «У меня очень простые инструменты работы с аудиторией: мне просто самому интересно то, о чем я рассказываю. А это тяжело симулировать. Не важно, сидит ли передо мной 6 человек или 10 тысяч. Мне важен контакт – те самые взаимоотношения, о которых я говорил в начале нашего разговора. Когда я захожу в аудиторию, я не говорю что-то людям, я говорю с людьми. И стараюсь, чтобы сказанное мной было им близко. А еще я часто начинаю с шутки. Так аудитория расслабляется, а когда люди смеются – они слушают внимательно. Но это не техника, я просто родился в большой семье в Ливерпуле. Жители этого города невероятно смешные, иначе выжить в этом городе невозможно. Словом, когда стоишь перед аудиторией, нужно сделать так, чтобы сказанное тобой стало для людей важным и интересным. То самое триединство: контент, люди и спикер».

Телефон снова начинает звонить, и по озабоченному взгляду Робинсона я понимаю, что ему нужно ответить. «Последний вопрос: зачем нам сейчас нужна школа?» – почти кричу я. «Мы учимся друг у друга. А обучение – это социальный процесс, – говорит мне Кен. – Весь мир состоит из взаимодействия друг с другом, и мы сами зависим от других. Нам нужно объединяться, чтобы познавать. Нам нужно создавать глобальную сеть, чтобы показывать опыт и делиться тем, что мы поняли. Да, есть вещи, которые можно сделать онлайн. Но вы сами прекрасно знаете: все меняется, когда ты находишься с кем-то в помещении и чувствуешь энергию людей. Я думаю, что школы нужны. Просто не те, что есть сейчас. Нам нужно не избавляться от учебных заведений, а делать лучше – и примеры у нас есть. Есть другие школы». 

21:45 Последний звонок

Моя школьная учительница геометрии как-то раз объяснила мне, почему перед доказательством теоремы рисуется пустой треугольник, а после – закрашенный. Потому что вначале у тебя еще светлая голова, а в конце появляется слишком много мыслей. Нечто подобное я испытываю в школе, спускаясь по опустевшим лестницам и проходя по таким же опустевшим коридорам. Как уходящий вдаль разговор прохожих, школа замирает, но не перестает жить. Это не остановившееся сердце, это глубокий вздох перед следующим днем.

Несколько лет назад школьный учитель из Голландии Стефан Каспер выиграл ночь в музее наедине с произведением искусства – его кровать установили в паре метров от «Ночного дозора» Рембрандта. Я почти понимаю, что он испытывал. Мне пора уходить, но я обхожу все помещения так, словно по очереди проверяю комнаты перед продажей семейного дома. Странное чувство, когда вдруг понимаешь, что здание живет своей жизнью. Когда вместо одиночества ты испытываешь невероятное единение времени и места. Владимир Погодин сравнил это с кожей – стены словно оберегают что-то живое внутри. Я знаю, что он имел в виду. Школа – это люди. Это всегда люди.