Другая сторона светила: Необычная любовь выдающихся людей. Российское созвездие

В этой поездке снова на плечи Нижинского пали все тяготы, к которым он был совершенно не приспособлен. Отношения с артистами были очень напряженными. Нижинскому и Ромоле во всем чудились интриги Дягилева, они относили на этот счет все несчастные случаи — гвозди на сцене, падающие декорации, а Ромола — также и проповеди двух артистов-толстовцев. Она считала, что Дягилев их специально подослал к Нижинскому. Нижинский был очень податлив на их пропаганду — внимательно слушал их речи об опрощении, отказе от мяса, уходе от искусства пресыщенных людей к простой жизни на природе, к возделыванию хлеба. Он стал подумывать о возвращении в Россию и устройстве в деревне. Они проповедовали и отказ от секса — и Нижинский их слушался, уклонялся от сношений с женой. Она предъявила ультиматум: выбирать между ними и ней. Он нехотя подчинился.

Перед отъездом из Америки Нижинский отправил Дягилеву телеграмму в Испанию о согласии выступать с труппой в Южной Америке. В Испании встретились как старые друзья. Дягилев обнял Нижинского: «Ваца, дорогой, как ты поживаешь?». С Ромолой он тоже обошелся приятельски. Обсуждали планы спектаклей. Нижинский говорил жене: «Вот видишь, фамка, я всегда обещал, что он станет нашим другом». «Фамка» — от французского «фам» (жена), так Нижинский называл свою супругу, приноравливая к русскому «женка». Но когда зашла речь о поездке в Южную Америку, Нижинский сказал, что не уверен, что поедет. Дягилев сослался на телеграмму о согласии — в Испании она считается документом. Когда рассерженный Нижинский захотел прервать танцы в Испании и уехать с женой, их арестовали по заявке Дягилева. Нижинскому пришлось подписать контракт; правда, он внес туда требование о выплате гонораров долларами за час до каждого спектакля. В Южной Америке повторились изолированность, подозрения и ссоры североамериканской поездки. Южную Америку супруги и остальная труппа покидали на разных пароходах.

9. Безумие

Книга психиатра Оствальда о Нижинском называется «Прыжок в безумие». Но прыжка не было. Было медленное вползание. К концу 1917 г. супруги обосновались в Швейцарии, в горном местечке Сан-Мориц. Еще в Америке, в Нью-Орлеане, Ромола из любопытства захотела посетить бордель. Вацлав отвечал, что ему это совершенно неинтересно, но он подчиняется супруге. Теперь Вацлав начал писать новый балет, действие которого происходит в публичном доме.

«Я рисую часто один глаз». Рисунок В. Нижинского.

При этом он стал совершать странные поступки — то вырывал у дочки тарелку с бифштексом (чтобы не ела мяса), то грубо столкнул жену с лестницы. То начинал быстро-быстро рисовать все одно и то же — черно красные личины с пронзительными глазами. «Лица солдат, — объяснил он. — Это война». Вся комната была завалена этими рисунками. А в Дневнике другое объяснение: «Глаз есть театр. Мозг есть публика. Я есть глаз в мозгу. Я люблю смотреть в зеркало и видеть один глаз на лбу. Я рисую часто один глаз. Я не люблю глаз в красной с черными полосами шапке…. Я есть глаз Божий, а не воинственный» (Чувство 2000: 90). Однажды, войдя на кухню, Ромола застала слуг — горничную, кухарку, истопника и прачку — молчаливыми и печальными. «Что случилось?» — спросила она. Молодой истопник объяснил, что до Нижинских в деревне жил господин Ницше, и когда он сошел с ума, то вел себя точно так же, как господин Нижинский сейчас. Он ходит по деревне с большим золотым крестом на шее и уговаривает людей идти в церковь. Ромола побежала и вернула мужа.

Затем Вацлав стал делать массу ненужных покупок. Ромола подружилась с врачом Френкелем (по Оствальду — А. Грайбером). Тот стал старательно заниматься лечением, давал Нижинскому большие дозы болеутоляющих средств, но они только усиливали депрессию. Чтобы занять его чем-то творческим, решили организовать представление для знакомых. На этом представлении он поднялся на сцену, уселся на стуле и молча просидел полчаса, как бы гипнотизируя зрителей. Потом стал танцевать очень странно и мрачно, разбрасывая накупленные ткани. Это был его последний танец. Тогда-то он и начал свой Дневник. Писал его по ночам, скрытно, лихорадочно.

Его постигло внезапное прозрение относительно своего брака: