Менее вероятно (хотя и возможно) другое толкование: поэт беспокоится за приятеля и грозит ему общей судьбой пассивных гомосексуалов: привыкнув к этой любви, они затем будут в ней нуждаться, а привле кательность иссякнет вместе с юностью (тогда как обычный мужчина долго может иметь успех у женщин). При таком толковании поэт предстает чуждым этой страсти, хотя и хорошо ее знающим.
Но в других его юношеских стихах (Лермонтов 1931а, 1931 г) мы находим излияния, свидетельствующие если не о гомосексуальной тяге, то, по меньшей мере, об очень чувственной дружбе.
К Д…: (вероятно, это Дима Дурнов, друг Лермонтова по пансиону, которого поэт называл «первым и последним»).
Или «Посвящение NN» (Сабурову):
Миша Сабуров — однокашник по университетскому пансиону, друг, с которым поэт вместе отправился в Петербург и вместе поступил в школу подпрапорщиков. При пении скабрезных песен Мишель Сабуров всегда был аккомпаниатором, знал всего Беранже. К другому стихотворению авторская приписка: «К Сабурову (как он не понимал моего пылкого сердца?)» (Лермонтов 1931: 754, прим. 83). «Этот человек имеет женский характер», — отмечал о нем позже. «Нежно-постоянная дружба», «слияние чувствами», «жар души», ревность к «ложному другу», готовность «лететь к гибели», отстраненность от дев, ожидание, что друг поймет «пылкое сердце» — на фоне детального знания гомосексуальных утех такие страстные излияния стирают грань между пылкой дружбой, дружбой-любовью и гомосексуальными чувствами.
8. Между Байроном и Львом Толстым
Таким Лермонтов предстает по воспоминаниям современников и по своим запретным стихотворениям.
Влияние Байрона на него было огромным, может быть, не столько в реальности, сколько в осознании Лермонтова. Горделивый и скрытный, он кропотливо собирал свои сходства с Байроном. Он тщательно прослеживал свою родословную к английскому поэту Лерме. Подобно Байрону, он был очень автобиографичен в своем творчестве. У обоих поэтов опекавшие их женщины (у Байрона мать, у Лермонтова бабушка) были богаты, а отцы гораздо беднее. Оба поэта были баловнями. У Байрона в детстве одна нога была искалечена, он всю жизнь прихрамывал, и его называли «уродом». Подобно Байрону, Лермонтов пытался компенсировать свои физические недостатки упражнениями в езде, бойцовских схватках и т. п.
«Когда я начал марать стихи в 1828 (в пансионе), я как бы по инстинкту переписывал и перебирал их, они еще теперь у меня. Ныне я прочел в жизни Байрона, что он делал то же, — это сходство меня поразило!» И дальше: «Еще сходство в жизни моей с лордом Байроном. Его матери в Шотландии предсказала старуха, что он будет великий человек и будет два раза женат; про меня на Кавказе предсказала то же самое (повивальная) старуха моей бабушке. Дай Бог, чтоб и надо мной сбылось; хотя б я был так же несчастлив, как Байрон» (ГиК 1998: 388).
Неизвестно, дошли ли до Лермонтова слухи о том, что Байрон любил юношей и что «греческая любовь» была не последним мотивом его бегства в Грецию; находил ли Лермонтов какие-то схождения между собой и Байроном и в этом плане.
Не все современники оценили масштаб личности Лермонтова. Плетнев, скажем: «Придет время, и о Лермонтове забудут, как забыли о Полежаеве». Арнольда: «в сущности он был препустой малый, плохой офицер и поэт неважный».