Кэсс выключила ночник, продолжая видеть в сумерках его надвигающееся тело. Эрик взял ее с непосредственностью и пылкостью юноши: она пробудила в нем дотоле дремавшего зверя, и тот вырвался из клетки с яростью, ошеломившей и изменившей обоих. После он заснул у нее на груди, словно ребенок. Она разглядывала его слегка приоткрытый рот, выступающие вперед матово поблескивающие зубы, тонкую серебристую струйку, стекающую с уголка рта, слабо пульсирующую жилку на поросшей рыжим пушком руке – она давила ей на бедро; одна нога с обращенным к ней коленом поджата, на лежащей ладонью кверху руке подрагивал мизинец; Эрик лежал так, что живота и полового органа не было видно.
Кэсс взглянула на часы. Десять минут второго. Надо возвращаться домой. Чувства вины не было, и это ее обрадовало, хотя некоторая тревога оставалась. Она освободилась от тяжелого груза, снова стала собой – впервые за долгое время.
Кэсс осторожно высвободилась из объятий спящего Эрика, поцеловала его в лоб и укрыла. Затем пошла в ванную и приняла душ. Под струей воды она тихонько запела, а потом с наслаждением вытерлась полотенцем, хранившим его запах. Она одевалась, продолжая мурлыкать себе под нос, потом стала приводить в порядок волосы, но вспомнила, что шпильки остались на ночном столике. Она вышла из ванной и увидела Эрика, сидящим в постели с сигаретой в руке. Они улыбнулись друг другу.
– Как ты себя чувствуешь, детка? – спросил Эрик.
– Чудесно, а ты?
– Тоже чудесно, – и он смущенно засмеялся. Потом спросил: – Тебе нужно уходить?
– Да. Нужно. – Она взяла с ночного столика шпильки и заколола волосы. Эрик притянул ее к себе и поцеловал.
Странный поцелуй, в его продолжительности было что-то печальное. Казалось, он искал в ней нечто такое, что давно уже отчаялся найти, сомневаясь, что это возможно.
– Ричард проснется?
– Не думаю. Впрочем, это неважно. Мы теперь редко проводим вечера вместе – он работает, я читаю, или иду в кино, или смотрю телевизор. – Она коснулась ладонью его щеки. – Не беспокойся.
– Когда я увижу тебя?
– Скоро. Я позвоню.
– А я могу позвонить? Или ты считаешь, лучше не надо?
Она заколебалась.
– Все равно. – Оба подумали:
– Жаль, что ты не можешь остаться, – сказал он. И снова засмеялся. – Мы еще в самом начале, надеюсь, ты это понимаешь.
– Конечно, понимаю, – сказала она. Эрик прислонился к ней своей небритой щекой. – Но сейчас мне нужно ехать.
– Проводить тебя до такси?
– Эрик, не говори глупости. Какой смысл?
– Мне приятно. Подожди минуточку. – Он соскочил с кровати и поспешил в ванную. Кэсс слушала журчание и плеск воды, обводя еще раз взглядом жилище Эрика – теперь все здесь казалось до боли знакомым. Надо будет выбраться сюда поскорее, чтобы все привести в порядок. Днем это будет трудно сделать, разве что в субботу. Кэсс сообразила, что для романа ей понадобится прикрытие, и подумала об Иде и Вивальдо.
Эрик вышел из ванной, надел трусы, брюки и тенниску, сунул ноги в туфли. Тщательно вымытое лицо было сонным и бледным. Распухшие губы пылали как у античных героев и богов на фресках.
– Ты готова? – спросил он.
– Готова. – Он передал ей сумку.
Обменявшись быстрым поцелуем, они спустились по лестнице и вышли на улицу. Эрик держал свою руку на талии Кэсс. Они молча шли по совершенно пустой улице. Люди виднелись только за стеклами баров, они отчаянно жестикулировали и, казалось, что-то выкрикивали там, в чаду, при желтоватом освещении; в боковых улочках тоже шла своя ночная жизнь, там бродили во мраке люди с собаками на поводках, те что-то вынюхивали, и казалось, их хозяева тоже. Они миновали кинотеатр и вышли на авеню в том месте, где находилась больница, и в тени этого большого, похожего на шатер здания обменялись улыбками.
– Я так рад, что ты позвонила, – сказал он. – Просто ужасно.
– А я рада, что ты оказался дома, – отозвалась она.
Они еще издали увидели такси, и Эрик поднял руку.
– Через пару дней позвоню, – сказала Кэсс. – В пятницу или в субботу.
– Буду ждать. – Такси остановилось. Эрик открыл дверцу и помог ей сесть, потом наклонился и поцеловал на прощание.
– Будь умницей.
– Ты тоже. – Он захлопнул дверцу и помахал рукой. Такси двинулось с места, и, отъезжая, Кэсс видела, как он в одиночестве возвращается на длинную и темную улицу, только что пройденную ими вместе.
На пустынной Пятой авеню совсем не было телефонных будок, и Вивальдо, миновав погрузившийся в тишину высокий многоквартирный дом, вышел на Шестую авеню и, заскочив в первый попавшийся бар, тут же бросился к телефону. Набрав номер ресторана, он довольно долго ждал, прежде чем услышал в трубке раздраженный мужской голос. Вивальдо попросил позвать Иду Скотт.
– Она сегодня не работает. Сказала, что неважно себя чувствует. Попробуйте позвонить ей домой.