Настоящими евреями в Израиле остаются только разные хасиды, которые никак не желают становиться одним народом с остальными, и для которых главное подчиняться своему духовному наставнику. К жизни страны они имеют очень мало отношения и, слава Богу. В их, живущем исключительно по законам Торы, государстве я бы вряд ли прижился. Я никогда не стану евреем, и честно говоря, совершенно не чувствую желания им стать, но в общении с, – я ткнул пальцем в Роберта, – разными американцами и прочими народами, я всегда буду на стороне евреев, потому что это моя страна и я представитель израильского народа. А вот во внутреннем общении я вполне имею свою отдельную точку зрения, и хотя не трещу о ней на каждом перекрестке, все, кого это касается, о ней прекрасно знают.
– И, тем не менее, эти твои командиры батальонов Замир с Абдулом и неформальная связь с депутатом Кнессета Виктором Канавати, – он показал кивком на стол, где тесной компанией сидели обсуждаемые. – Нет, я понимаю, что для витрины израильской демократии требуется подобный экземпляр, как ты, но ведь с Исраэлем Эльдадом ты общался не только для демонстрации, даже после его отставки продолжаете встречаться, а ведь премьер-министр его сильно недолюбливает. И при этом особенно интересно, что лично Бегин приказал оставить тебя в покое, когда американцы сильно давить начали, но и в армии, многие давали на тебя самые лучшие отзывы.
Как интересно, подумал я. Это поэтому я и в Корею угодил? Оказывается, мне одолжение сделали, только забыли об этом сказать…
– Ты каким-то образом умудрился сохранить хорошие отношения, как со старыми кадрами, так и с новым поколением. Причем, что касается нового, то на сегодняшний день, выходцы из твоего батальона и бригады занимают несколько десятков постов среднего уровня во всех родах войск. Он подумал, – Нет, в авиации еще никого нет. А ты у них, до сих пор, старший офицер, не по званию, а по авторитету. Даже со склочником Шейнерманом, по-прежнему, в дружеских отношениях.
Кроме того, ты в курсе, что являешься самым награжденным из действующих офицеров? Орденом Красной Звезды и медалью "За отвагу", орден Отечественной Войны первой степени и второй – это советские, одна американская серебряная звезда – это практически исключительный случай, после Второй мировой иностранцев не награждали и легион Почета.
– Ну, легион Почета – это не совсем боевая награда, – сообщил я.
– А также, – продолжил Томсон, – английские орден "За исключительные заслуги" и медаль от корейцев.
– Глаза бы мои не видели этой гадости, – пробормотал я. – Всем подряд давали.
– Израильских шесть – два "За отличие", три " За отвагу" и один "За доблесть". Случайно, последний, не за Бейт Лехем?
– Все есть в наградных документах, – скучно ответил я. – Если ты такой знающий, никакого труда не составит найти…
Тут к нам подошел Орлов с женой. Жену я видел всего во второй или третий раз – хорошенькая маленькая брюнетка, со спортивной фигурой и короткой стрижкой, а вот с Рафи мы в теории, должны были пересекаться регулярно, батальон спецназа при Генеральном Штабе, находился в ведомстве военной разведки и часто работал по ее заданиям. Вот только, в жизни у меня были, в основном, другие занятия.
– Привет, – радостно сказал я, пожимая ему руку, – и где это ты так долго был, я уже подумал, что тебе вырваться не удалось.
– Я тоже думал, что не получится, сейчас нас бесконечно тренируют на посадку-высадку в вертолеты, но как не странно, отпустили.
– И как тебе новая техника и возможности?
– В теории замечательно, – усмехнулся он. – Только рации работают на другой частоте и авиация их не слышит. А если залепят по вертолету из обычной стрелковки, пробьет насквозь.
– Про радио начальство в курсе. Я уже сделал дырку в голове кому нужно и мне обещали переделать, – сообщил я. – А вот со стенками ничего пока не сделаешь. Навешать серьезную броню, двигатель не потянет. Вы ведь и не должны героически сражаться. Вертолет – это тебе не танк, и даже не крейсер. Тихонечко, огородами залетаете в тыл противнику, взрываете, что запланировано и уходите. А вообще, я к тебе потом подойду, интересны неофициальные впечатления из первых рук. Доклады это одно. Практика – совсем другое…
– Продолжай, – поощрительно сказал я, вернувшись, и вручил Роберту полный бокал. – Мне представляется, что журналист Томсон сумел раскрыть страшный заговор. Лет, так через двадцать, мое глубокое внедрение даст плоды, и я совершу переворот, при дружественной поддержке генералов, вскормленных с, – я показал ладони, – моих рук. Только непонятно, что именно я буду вводить, социалистическое планирование и всеобщее крещение или захват Ближнего Востока, с передачей его на блюдечке Политбюро ЦК КПСС.