Другая страна

Загрузив своих солдат бесконечными тренировками, я окончательно отсек их от жизни поселка. Они там только работали и получали продукты. Питание – это была отдельная история. Чтобы не создавать проблем с религиозными, а их было достаточно много среди призывников, с самого начала уставом предусматривалось кошерное[6] питание.

Молодое поколение, выросшее уже в Израиле, не сильно заморачивалось этими проблемами. Школы были вполне светские, с совершенно советским разоблачением религиозного мракобесия. При этом неприятие всего имеющего отношение к религии у них замечательно совмещалось со знанием Танаха и убеждением, что эту землю они получили от Бога, и никак иначе.

Раньше, до меня, варили по очереди. Так что раз на раз не приходился. Кто-то готовить умел, а после кого-то в рот взять было нельзя. Я назначил начальником кухни Нину. При ее росте в метр с каской и весе молодого петуха, она все равно не могла быть со всеми на равных, чисто физически. Зато готовить умела разнообразно и вкусно. При нашем стандартно-пайковом рационе это немаловажно.

Скоро мне стало понятно, что солдаты вовсе не представляли из себя что-то необходимое для обороны. Население приграничных районов поголовно было вооружено до зубов армейским, полученным еще от поляков, и трофейным оружием, и никого это не смущало. Очень редко кто-то мог пострадать случайно, а про то чтобы соседа застрелить, по пьянке или из ревности, я и не слышал ни разу. Плохо себе представляю, чтобы было у нас, в Союзе, если б на руках было столько оружия, бедная милиция.

Так что в случае опасности кибуц легко выставлял больше сотни вооруженных людей, с несколькими пулеметами и 60-мм минометом. Не уметь стрелять, по здешним понятиям, ты вообще не человек. Тут не важно, мужчина или женщина. Каждый должен был работать и воевать, если потребуется. Равноправие считалось абсолютно необходимым. И в половом смысле тоже. Никаких "мальчик ухаживает за девочкой". Это просто неприлично, она такой же боевой товарищ и работает наравне со всеми, хотя нравы в кибуце, были – как у нас на фронте. Только там считалось, что война все спишет, а здесь гуляли до свадьбы. После – ни в коем случае. Все про всех знают, не спрячешься.

И было еще у кибуцников замечательное правило – делать не для себя, а для коллектива, движения, организации, народа. Вот только не каждый это может выдержать. Человек, изрядная скотина, хочет счастья для себя, не только для всех. А счастье каждый понимает по-своему.

– Ладно, последний вопрос. Кто знает ваш участок границы?

Головы повернулись к Рафи.

– Я тоже знаю, – с изрядным вызовом заявляет Ардити, – мы вместе ходили.

– Значит сейчас всем спать. Завтра, в шесть часов, все стоят здесь с оружием. Потом с первым отделением, у тебя Орлов ведь первое, пойдем, посмотрим, что именно мы здесь охраняем. С завтрашнего дня у вас начинается ужасная жизнь.

Смеются. Думают, что это шутка такая.

Жили они в общем бараке, разделенные секциями по десять человека. Девушки отделены от остальных матерчатой занавеской, Вдобавок установили пирамиду для оружия и несколько тумбочек и стульев. У меня была отдельная комната размерами чуть больше шкафа.

Только начал устраиваться, стук в окно.

– Тебя Хава зовет.

– Сейчас выйду.

Ну, пора знакомиться с начальством. У входа стоял с сигаретой Дов.

– Это кто?

– Секретарь кибуца, Вольф, – ответил он. – Большая сволочь и штинкер. Собственно штинкер – это вонючка, но я слишком часто слышал это слово еще в армии, в смысле стукач, так что переспрашивать не имело смысла.

Ожидал увидеть, что-то вроде стандартной партийной хари, с надменностью во взоре. Оказалась, симпатичная тетка, лет под сорок. Одета не лучше прочих. Правда, на столе стояла совсем не обычная пайка. Свежие овощи, курятина, бутылка. Ну, я не гордый. Если солдату наливают и угощают, значит, нужно есть и пить. Неизвестно, будет ли завтра. Полячка, так что беседа на иврито-русско-польском проходила без особых проблем. Мельком дала понять, что в курсе, кто я такой. Сначала спрашивала о войне, о Европе. Минут через пятнадцать подошла главному.

– Ты видел арабское село на той стороне?

– Конечно, сложно не заметить, что прямо напротив находится.

– У нас с тамошним мухтаром, ну старостой, договор. Мы их не трогаем, а они нас.

– А других трогают?

– Ничего такого нет. Поэтому не демонстрируй, какой ты весь из себя герой. Пасут своих овец и пусть пасут. Если случайно забредут на нашу сторону, не устраивай стрельбы.

– Ладно, пока они тихие, я тоже тихий. Но я тоже кое-что хочу.

– Что?

– С завтрашнего дня работает одно отделение, второе, в охране, с третьим я занимаюсь. Если есть необходимость помочь, всегда, пожалуйста, но не надо придумывать работу.

– Договорились.

Вышел на улицу, задумался. Странно, как-то легко проскочило. Ожидал скандала, десять дармовых работников отбил. Чего-то я серьезно не улавливаю в здешних раскладах… Надо с Изей поговорить.

С утра вручил Дову план работ. Оборудовать спортплощадку и полосу препятствий. Чтобы не было проблем с пониманием, нарисовал, а не написал. Ему явно стало нехорошо.