Другая страна

– Не надо, – сказала Лена, закрывая мне рот ладошкой, – не говори ничего. Я просто хочу запомнить тебя. Она медленно провела руками по моему телу, останавливаясь и гладя мои старые шрамы. – А ты счастливчик, – сказала она. – Вот это – нож?

– Штык, – ответил я.

– Еще бы немного левее, и, вместо маленького шрама, была бы большая дырка в животе.

– А здесь, – она погладила, – как будто куска не хватает.

– Это пуля. Если б я не повернулся, как раз вместо мяса подмышкой под лопатку бы вошла.

– Вот я и говорю – счастливчик, – и она поцеловала шрам. Я снова почувствовал, как проснулось желание.

– Ага, – довольно сказала Лена, – я вижу, что ты снова готов. Нет для женщины лучшего признания в ее привлекательности, чем вот такое. Я не выдержал и опрокинул ее на спину.

– Завтра у нас не будет, но сегодня ты мой, – прошептала она и потянула меня на себя.

* * *

Я остановил машину и вышел, чтобы открыть Лене дверцу. Она встала, глядя мне в глаза.

– Ты же понимаешь, что у нас все равно ничего бы не вышло? Я не могу уехать из Союза, ты не можешь вернуться… Может, это и к лучшему, что от нас ничего не зависит и все должно кончиться вот так – моим отъездом навсегда. Твои начальники тоже вряд ли остались бы довольными, если бы узнали про наши встречи. Лучше запомним друг друга – такими, пока к нам в душу не успели залезть с грязными сапогами…

Я прижался к ней всем телом, так чтобы каждой клеточкой ощущать ее, от плеч и до ног и задавил желание сказать – "Я люблю тебя". Нельзя такое говорить на прощанье, только душу рвать.

Я почувствовал, как ее тело ответно отреагировало, а потом она оттолкнула меня и, сказав "Прощай!", ушла не оглядываясь.

* * *

– Где ты шляешься? – недовольно спросил Омер. – Третий час тебя дожидаюсь.

– У нас проблемы? – поинтересовался я, не отвечая на вопрос.

– Ну, как тебе сказать, – задумчиво протянул он. – Это как посмотреть. Ты меня послал трясти захваченных в Ливане… Среди них обнаружился один достаточно любопытный тип, с классической арабской фамилией Камелькранц.

– Это что, верблюжий венок? – с интересом спросил я. – Видимо, судьба ему была жить среди верблюдов. У него и документы на это имя?

– Документы у него, естественно, на честное арабское имя, и сирийский паспорт. Но мы его определили точно. Он хорошо отметился в Польше, работая в гестапо, и имеет заочный смертный приговор за свои художества. Когда он понял, что ему даже официальный переход в мусульманство не поможет, а мы можем, даже не отправляя его по месту бывшей работы, обеспечить виселицу, благо я ему привел познакомиться парочку поляков с очень нехорошими намерениями, он запел, как птичка. Единственное, что просит – не выдавать его полякам и не вешать самим. Согласен даже в тюрьме сидеть неопределенно долго.

– И что он может такого оригинального рассказать? Все эти истории про работающих в Египте бывшем эсэсэвце Тифенбахере, бывшем начальнике гестапо Рура Иогане Демлинге, бывшем шефе гестапо в Варшаве Леопольде Глейме и о руководящем отделом пропаганды египетской охранки бывшем обергруппенфюрере СС Мозере давно уже напечатали все западные газеты, и они совершенно не трогают советских товарищей. Они только на словах с нацизмом энергично борются. С тем, что в ФРГ. Здесь – они его в упор не видят.

Совершенно не секрет, что тайную государственную полицию Египта возглавил Хамид Сулейман – бывший шеф гестапо в Ульме группенфюрер СС Генрих Зельман, а главой политотдела полиции стал полковник Садам – оберштурмбанфюрер СС Бернгард Бендер. Бывший гестаповец Рапп возглавил спецслужбу Сирии после очередного переворота в 1949 году, А Джабр Омар, занимавший большой пост в иракском министерстве просвещения, бывший офицер абвера.

– Ты что-то сегодня плохо соображаешь, – сказал Омер и демонстративно принюхался. – Вроде и не пахнет от тебя. Все-таки, где ты был? Ну, не хочешь, не говори… Он нам дает полный расклад по "Арабо-германскому центру по вопросам эмиграции". Центром руководит бывший офицер штаба Роммеля подполковник Ганс Мюллер. Он, как и многие другие бежавшие германские офицеры, принял ислам и действует как сирийский гражданин Хасан Бей. По очень приблизительным прикидкам нашего верблюда, с помощью этого центра на арабский восток было переброшено полторы тысячи гитлеровских офицеров. Он имел отношение к непосредственной деятельности этого Центра и, по профессиональной привычке, старательно записывал всех проходивших через его дружеские руки. Имена, местонахождение, должности, чем занимаются, пути переезда и источники финансирования. Это такая замечательная возможность устроить шум, когда начнут очередные резолюции в ООН принимать по поводу Сирии.

– Это уже интереснее, но как бы не в нашей компетенции. Такими вещами должен Моссад заниматься. Мы не политическая разведка.

– Да? – удивился Омер. – А почему не мы? Половина этих партайгеноссе имеет отношение к армии, пропаганде и спецслужбам.

– Знаешь, – сказал я. – Ты прав. Сейчас пойдем к Исеру и обрадуем его. Надеюсь, справку с тем, что он успел наговорить, ты уже написал.

Он с готовностью кивнул.