Другая страна

После назначения командиром бригады ты пробил документ, по которому мобильные группы по борьбе с нарушителями имели каждая свой район ответственности. В отличие от ситуации, когда к месту нападения съезжались все имеющиеся в районе силы. После чего командиры нередко начинали спорить, кому и что делать. При этом выбор подразделения в качестве основного иногда проходил не по принципу выбора наиболее боеспособного, подготовленного, а по степени влияния на старшего начальника, в чьем районе произошло нападение.

Создание конкурсной основы для попадания в наиболее престижные части – тоже твоя идея.

– А у меня много интересных идей было, – пробормотал я. – Молодой был, энергичный.

– Ага, – радостно согласился Томсон. – Особенно замечательной была идея Закона о Воинской Службе, принятого с твоей подачи в 1952 году. Он запретил участие женщин в военных действиях и на должностях связанных с риском для жизни, в боевых частях.

– Ты сделай звук потише, – с опаской оглянувшись на дверь, сказал я. – Желающих пришибить меня за это нарушение женского равноправия более чем достаточно. До сих пор стараюсь лишний раз на больную мозоль не наступать.

– Но, что это именно твоя идея, – спросил Томсон, – ты не отрицаешь?

– А что тут отрицать? Я это всегда говорил открыто. Не желаю видеть и слышать про убитых и искалеченных женщин. Я этого счастья навидался в Союзе. Убитая женщина – это страшно. Искалеченная – страшно вдвойне. Есть масса технических специальностей, где они могут приносить пользу. Тягаться на равных со здоровым мужиком им не позволят чисто физические возможности. Чем больше конкуренция в боевые части, тем выше нормативы и меньше возможности туда попасть. А закон только зафиксировал состояние, которое создалось фактически. Прошло время, когда требовалось количество. Необходимо качество. А во многих случаях от женщины гораздо больше пользы в местах, где она не хуже мужчины может работать, но освобождает его для боевой учебы.

Ну, приятно, конечно, послушать, какой я весь из себя замечательный. Но мне кажется, что ты упустил один очень существенный момент.

– Я-то нет, – с досадой сказал Роберт. – Вот только получив разрешение на интервью, я был прямо предупрежден о нежелательности, поднимать его. Хотя это такой интересный нюанс жизни и карьеры в еврейском государстве не еврея… Чем отличается Израиль от сумасшедшего дома? Тем, что в сумасшедшем доме начальство нормальное. Паранойя твоих начальников переходит все разумные пределы. Еще в 1949 г Чарльз Вингейт абсолютно засветил тебя, вернувшись в родной Лондон.

– Он всегда был излишне эмоционален и неуживчив. Когда его вежливо попросили освободить место в связи с прекращением деятельности английской миссии при ЦАХАЛе, вполне мог излишне принять к сердцу, но прямо мы никогда не сталкивались, и не помню, чтобы кто-то мне говорил, что он про меня гадости рассказывал.

– Как раз ничего прямо отрицательного он и не говорил. Скорее, наоборот, хвалил. Но при этом выплеснул наружу все, что знал и слышал о твоем батальоне. Прозвучало, скорее, как реклама, но и фамилия и отдельные детали биографии опознать не составляла труда.

– Наверное, меня недаром сплавили в Корею. От греха подальше. Чтоб разные Далласы не впали в истерику. Вполне достаточно было одного министра обороны, выпрыгнувшего в окно с воплем про преследующих его коммунистов. Так и вижу разоблачения в ваших газетах. В одних – большевик, обманом пробравшийся на высшие посты в армии. В других – предатель и дезертир.

– Но ты же не можешь официально считаться дезертиром из Советской Армии?

– Конечно, нет. Я принимал присягу, спасибо Бен Гуриону, вставившему такой пункт в договор, Государству Израиль. У него явно был дальний прицел. Хоть и не люблю его за разные политические выкрутасы, но умный человек. Так что официально меня отправили в командировку в Эрец Исраэль, не дожидаясь конца войны. Зато я могу считаться невозвращенцем, что для советского гражданина тоже не сахар и причина приговора. Хотя, если честно, на той стороне должны прекрасно знать кто я такой. Могу спорить на что угодно.

– Но ты не знаешь точно?

– Я занимаюсь арабами. И мне этого достаточно. Проявлять излишнее любопытство в ведомстве вроде нашего, не рекомендуется. Да мне и не интересно. Родных у меня там не осталось, а ностальгия по березкам совершенно не мучает. Так что есть у меня приговор или нет – возвращаться не собираюсь.

– Но ведь есть еще одна книга, – с намекающей усмешкой сообщил Роберт.