Другая женщина

– У мужа. Своего у меня ничего не было, я комнату снимала. У родителей очень тесно. Ту продала, эту купила. Я ж не работала, а пока искала себе место, деньги и пригодились.

– А у мужа что, большая квартира? – Андрей чувствовал себя мерзко, выспрашивая, но ничего не мог поделать, уж очень хотелось понять.

– Огромная! На Кутузовском, за Панорамой.

– А-а, понятно…

Ну да, на Кутузовском. Все верно. Он сам и настоял, чтобы в завещание было внесено дополнение: «на момент составления данного завещания» – «Антипова Ирина Алексеевна, на момент составления данного завещания прописанная по адресу Кутузовский проспект, дом такой-то…». А то вдруг она переедет? Вот и правда – переехала. Да, он хороший юрист. Предусмотрительный.

– А муж твой, он кто был?

– В службе безопасности работал, в частной.

– А почему ты его фамилию не брала? Или обратно поменяла?

– Да он и не настаивал. У него фамилия неблагозвучная – Харин. Кстати! А как твоя фамилия?!

– Синицын.

– Нет! Ты меня разыгрываешь!

– Чистая правда. Так что не зря я тебя Синичкой прозвал. Ну что, готова? Поехали?

– Ага! Ты знаешь, я все пыталась представить, как ты живешь! Хочешь, расскажу? Смешно будет, если угадала, правда?

– Вот по дороге и расскажешь…

И весь этот долгий день – и по дороге, и дома – Андрей все думал, думал. Улыбался Иечке, кивал, поддакивал, что-то отвечал, любовался ею – и думал. Ирка ахала, бегая по его квартире:

– Я так и знала – одни книги! А это твое логово, да? Ой, лампа с зеленым абажуром! Я так и думала! Тут и спишь, понятно…

Андрей действительно спал в кабинете на диване, почти не заходя в другие комнаты.

– Даже и не думай, что я буду с тобой тут на диване спать!

– Конечно! Есть спальня, зачем же – на диване. – Андрей вдруг взглянул на свой дом ее глазами: да, мрачновато. – Синичка, ты можешь тут все переделать по-своему, если захочешь! Ну, кроме моего логова, ладно?

– С какой стати?! Ты что? Мне нравится! Если только мелочи какие-нибудь, а так – и не надо. Это же твой дом? Ты тут вырос, да?

– Да. – Андрей вздохнул. Они с Иркой стояли в коридоре, и ему вдруг почудилось, что изо всех дверей выглядывают родные лица: отец, мама, дед, Бабася, брат Максим. Таня. Все вышли встретить новую хозяйку.

А хозяйка, повязав фартучек, уже вовсю что-то готовила на кухне – по дороге они заехали в магазин, потому что никакой еды у Андрея не водилось: йогурты, хлеб, яблоки, сыр, вино. Питался он обычно «в городе», как говаривала Бабася: «Выйду-ка я, пожалуй, в город!» И выходила, нацепив очередную немыслимую шляпку, а Таня говорила, что ее когда-нибудь заберут в психушку за эти чудовищные сооружения на голове. Андрей обижался: он страшно любил свою невозможную, умную и язвительную бабку…

Но, что бы Андрей ни делал, о чем бы ни говорил или ни думал, параллельным курсом все время шли мысли о завещании, в которое вписано имя Антиповой Ирины Алексеевны, такого-то года рождения. А Ирина Алексеевна хлопотала, суетилась, щебетала и просто светилась от счастья, а к ночи так уморилась, что Андрей, придя из ванной, нашел ее глубоко спящей. Он улыбнулся, покачал головой, присел на кровать, полюбовался, потом осторожно приподнял одеяло, чтобы рассмотреть наконец вволю. Она лежала на спине, повернув голову набок, и Андрей с каким-то даже благоговением разглядывал ее обнаженное тело: высокая грудь, которая все время так волновала его, ровно дышащий животик… Так и подумал с умилением: животик! Маленькая родинка под пупком, у самого начала треугольничка волос, длинные ноги…

Наклонился, поцеловал прямо в родинку и вдохнул запах ее тела.

Иечка, счастье мое!

Ирка завозилась и повернулась на бок, подтянув ноги. Андрей быстро накрыл ее одеялом: вот дурак, озябнет же! Сел на пол, оказавшись с ней лицом к лицу, и все смотрел, смотрел, изучал, впитывал – с такой пронзительной нежностью, что ныло сердце: длинные ресницы чуть вздрагивают… синяя жилка бьется на виске…

И вдруг подумал: «Наплевать! Наплевать на завещание, на эти проклятые деньги, на то, что подумают люди… на то, что может подумать сама Ия! Я нашел ее и не хочу потерять. Что будет, то будет. Счастье мое, Синичка, Иечка, родная, любимая… жизнь моя…»

Оказалось, что он бормочет это вслух, и его Синичка вдруг заплакала во сне, потом открыла полные слез глаза, обняла его за шею и потянула к себе:

– Господи! Где ты был раньше, а? Я так долго тебя ждала! Всю жизнь! А тебя все не было и не было! Я пропадала, а тебя не было…

Они целовались солеными от слез губами, приникали друг к другу, проникали в самую глубь, в самую суть – телами, сердцами, душами. Андрей перестал бояться, перестал думать – Ия держала его взглядом, отвечала ему каждым вздохом, отдавалась ему полностью, растворялась в нем и взлетала вместе с ним!