Другая женщина

А еще дача, где все лето жила та самая бабушка и куда приходилось ездить каждые выходные! Нет, против самой дачи Игорь ничего не имел: так приятно поваляться в гамаке среди цветов, поиграть в бадминтон, полакомиться клубникой с грядки, да и свеженький пупырчатый огурчик так хорош к водочке, а уж малосольный вообще самое то! Но он решительно не был готов к тому, что огород надо копать, грядки – полоть, огурцы – поливать, да еще какие-то усы у клубники обрезать! И все время что-нибудь ломалось – то крыша протекала, то забор валился.

Но самое главное: все то, что так нравилось ему в Анжелике во времена жениховства: – легкое жеманство, наивное кокетство, трепетная слабость и трогательная беспомощность, – теперь стало чудовищно раздражать. Анжелика все время на что-то жаловалась, без конца обижалась, трагически молчала или слала бесконечные эсэмэски, и чем дальше, тем больше Котов чувствовал себя мухой, увязнувшей в липком сиропе. Последние полгода они только и делали, что выясняли отношения: Котов то уходил, хлопнув дверью, к кому-нибудь из родителей, то возвращался домой, неожиданно соскучившись – все-таки никто больше не смотрел на него с таким обожанием и не трепетал так сильно. Да и готовила она, честно сказать, просто умопомрачительно. Особенно Анжелике удавались торты – сказочной красоты, их и есть-то было жалко. Так что Котов слегка раздобрел на этих кулинарных шедеврах, которые она пекла по поводу и без повода. И сама Анжелика чем-то напоминала пирожное – нежное, воздушное, изысканное… капризное…

А Варька – она как пирог, думал Котов, дожевывая очередную ватрушку. Простое и сытное кушанье, без особых изысков, не старающееся казаться лучше, чем есть. Надежное, основательное. Предавшись воспоминаниям, Игорь и не заметил, как ополовинил блюдо с пирогами. Философские размышления прервал звук хлопнувшей входной двери – он с надеждой рванул в прихожую, но это был Славик-«Изольда», совершенно замерзший и даже несколько заиндевевший. Он топтался, отряхивая снег, а увидев мрачно глядевшего на него Котова, сказал:

– Это снова я.

– Я заметил.

– Не вернулась Барб… Варвара-то?

– Нет. А ты откуда знаешь, что она…

– Да я видел. Понеслась, как чумовая. Поругались, что ли? Из-за меня?

– Очень надо из-за тебя ругаться!

– Ну да. Я пройду?

Котов отступил, и Славик прошел в кухню.

– Слушай, замерз я как собака. И жрать хочу, умираю. Можно я пирога, что ли, съем?

– Ну, съешь.

– А ты правда, что ли, муж?

– Пока нет.

– Ну-ну. А давай выпьем, а? За знакомство? У нее наверняка есть, Новый год же!

Господи, Новый год! Котов и забыл – он взглянул на часы: почти одиннадцать. Где ж Варька-то?!

– Она небось к Тигре пошла, – сказал жующий пирог Славик, словно услышавший мысли Игоря.

– К Тигре! Точно, как я сам не сообразил! А ты откуда Тигру знаешь?!

– А чего ж не знать! Я тут почти год прожил, всех ваших знаю.

– Так, вставай! Пошли!

– Куда?!

– К Тигре.

– Не, я не пойду. Очень надо. Ты иди, а я тут посижу. Пироги вон доем.

– Так я и оставил тебя тут одного! Даже не надейся!

– О черт! Да не могу я туда!

– Тогда вали куда хочешь…

Пока двое мужчин препирались на Варькиной кухне, сама Варька на кухне у Тигры ловко нарезала огурцы для салата. Как всегда, у Артемьевых стоял дым коромыслом: кто-то накрывает на стол, что-то запекается в духовке, дети орут, Дон настраивает гитару. Не жизнь, а балалайка! Артемьевы решили устроить маскарад, поэтому Тигра щеголяла в тельняшке и пиратской косынке на голове, как и Димка с четырехлетним Антошкой, а десятилетняя Катюшка нарядилась принцессой. У Варвары никакого костюма не было, поэтому ей выдали очки с красным носом и усами, которые пока что лежали на подоконнике.

– Варь, а ты чего такая? – спросила Тигра, внимательно глядя на Варвару.

– Какая?

– Тихая грусть.

– Представляешь, Котов приперся.

– Ну! Чего это он?

– Да мы с ним на работе встретились, на вечеринке.

– Ты ж не хотела!

– Случайно вышло. Смотрю – стоит, огурец жует, несчастный такой.

– Как же, несчастный! Варь, ну что ты всех подряд жалеешь!

– В общем, пообщались вчера, а сегодня – бац, приехал.

– И что?

– Ну, что! Как тебе сказать… В общем, Баркис не прочь.

– Про Баркиса-то понятно, он всегда не прочь, а ты?

– Том, я не знаю. Не понимаю, надо оно мне или нет. Потом, Котов вообще-то еще и не развелся. Весь мозг мне вынес своей Эсмеральдой, только о ней и говорит. Одной тошно, конечно, но… В общем, не знаю.

– Да-а… Нет обстановки – и это не мебель.

– И еще Усольцев заявился!

– А этому-то что надо?!

– Все то же! Очередная ласточка выгнала! Мы все у него сначала ласточки, а потом коровы.

– А ты что? Пожалела?

– От ворот поворот. Котов его выкинул, я прямо зауважала.

– Котов? Ишь ты, может, оказывается. Подожди! Если там у тебя Котов, чего ж ты пришла? Уже поругались?

– Слегка. Он меня жить учит. Со своей жизнью справиться не может, а туда же. Я думаю, он сейчас притащится. Даже Котов способен догадаться, куда я пошла.

– Варь, а может, тебе попытаться? Ну, с Котовым? И привыкать не надо, ты ж его знаешь отродясь! А?