Другая женщина

– Неудобно как-то…

– Говорите, чего вы боитесь?

– Я не трус, но я боюсь… В общем, я тут лежу три дня. Потею… Короче говоря, не могли бы вы нагреть воды? Помоюсь немного…

Ирина в раздумье смотрела на него.

– Вряд ли вы осилите помыв. Но вы правы. Я вам помогу.

– Нет, нет, ни в коем случае. Вы только нагрейте воды, а я уж сам. Я почти здоров.

Не имело смысла пререкаться, надо было действовать. Она жарко натопила печь, нагрела воды в большом баке, принесла все необходимое для мытья, поставила две табуретки, на одну водрузила таз.

– Садитесь сюда, наклонитесь, я помою вам голову.

– Нет, пожалуйста, не надо. Я справлюсь.

– Вряд ли. Вы утонете в тазу, а я потом отвечай. Наклоняйте голову и не плачьте, если мыло попадет в глазки. Мы их быстро промоем.

– Удивительная женщина, – прошептал он.

У него были каштановые с легкой рыжиной волосы, густые, шелковистые и немного вьющиеся. Конечно, длинные, до шеи – богема, одним словом. Ирина нежно перебирала пальцами намыленные пряди, а потом смывала пену, немного дольше, чем требовалось, с удовольствием прикасаясь к чистым поскрипывающим волосам. Потом она набросила ему на голову полотенце и быстро-быстро сменила воду.

– Приспустите-ка трусы.

– Что вы делаете?! – ужаснулся он.

– Борюсь за соблюдение вашей личной гигиены, – она намылила губку и ласково провела ею по его груди, рукам, спине, поражаясь красоте его мускулистого тела, нежности кожи и негустого волосяного покрова на груди.

– Хватит, хватит, – торопливо шептал он.

– Наклонитесь над тазом пониже, – не обращая внимания на его причитания и стоны, сказала она и легонько ополоснула его из кувшина. – Ну вот, а вы плакали. Теперь мы чистенькие. Почти, – и укутала его полотенцем. – Как же нам быть? Переодеться-то не во что, – она подбежала к шкафу. – А, вот. Это моя старая футболка, очень старая и растянутая. Влезете?

– Трусы свои мне тоже уступите?

Она замерла с открытым ртом. Где же взять ей мужские трусы?

– Не огорчайтесь. Я человек более или менее аккуратный, уезжал из Питера как минимум на три дня. Так что, как всякий командировочный, прихватил с собой сменные трусы и носки. Они там, в рюкзаке. Майка, кстати, тоже имеется… А теперь еще немного воды, пожалуйста, и оставьте меня наконец в покое. Отвернитесь.

– Соблюдайте осторожность, – приказала она, отворачиваясь…

Она постелила свою постель на диване, готовилась лечь и, как обычно, почитать на ночь. Напоследок подошла к нему – еще раз смазать горло. Он лежал на чистой наволочке, блаженно улыбаясь, положив расслабленные руки поверх одеяла.

– Вы знаете, – сказал он, – мне очень понравились водные процедуры. С удовольствием повторил бы.

– Правильно. А я потом опять буду елозить по полу тряпкой. Как бы не так! Открывайте рот и не говорите глупостей.

Он безропотно подчинился, потом неловко схватил ее за руку.

– Вы с ума сошли! Я разолью на постель это мерзкое зелье. Белья не напасешься, – по-старушечьи проворчала она, направляясь к дивану.

– Вы не все дела закончили.

– Вот тебе и раз! Теперь будете мною распоряжаться?

– Ну, вы так себя ведете. Вот теперь забыли рассказать ребенку сказочку на ночь. Идите сюда, посидите со мной, пришло время вечерней сказки.

– Страшная сказка получится, – сказала она, садясь на край постели. – Не для детей.

– Не для детей. Но не страшная. Красивая сказка для двух достаточно молодых, почти здоровых, живых людей, – и обнял ее за плечи…

Случайная встреча. Такое с Ириной уже произошло однажды, и потом было двадцать лет спокойной и вполне благополучной жизни, чтобы в какой-то момент она вдруг поняла, что встреча-то называлась роковой, что судьбе было угодно подстроить ей эту встречу для того, чтобы наказать неизвестно за что или научить неизвестно чему. Случайная встреча со случайным человеком. А если случайно встреченный человек оказался не случайным? Если все та же судьба одумалась и сделала ей подарок – во искупление своей прежней вины или в надежде, что теперь, повзрослев и помудрев, Ирина правильно разберется, поймет, принимать или не принимать подарок. Нет, не так. Не поймет, а почувствует, и чувство не обманет ее.

Ирина не раздумывала, не рассуждала. Она знала: не случайный человек вломился ночью в ее дом, и она почувствовала это сразу, в тот момент, когда ключ, постанывая в замке, с трудом ворочал свое заржавевшее тело. Тот металлический звук с хрипотцой оказался тревожной и завораживающей музыкой: Людвиг ван Бетховен, симфония номер пять, «Судьба стучится в дверь».

Он должен был прийти – и пришел. Вор, грабитель? Нет, Робин Гуд. Или, еще лучше, он, согласно Марксу и Ленину, «экспроприировал экспроприатора». Кроме того, он употребит приобретенное богатство не на глупость и ничтожество роскоши, а для творчества, то есть для людей, то есть во благо жизни на земле. Вот такой расклад, и иначе Ирина думать не хотела. Он совершил Поступок и лишь тогда пришел к ней, потому что она давно его ждала.