Другая женщина

– Оно конечно. Рыба ищет, где глубже, человек – где лучше. И домик мой, выходит, тебе не нужен. Ну ладно, продам его кому-никому. Ладно, коли так.

– Вы меня простите, что бросаю вас.

– А чего меня бросать? Я не окурок какой. Я еще вона какая крепкая. Скоро лето, огород посажу, по травке похожу. А ты езжай, езжай. Может, в отпуск приедешь?

– Может быть, – усмехнулась Ирина. – Хорошо тут у вас. И спасибо вам за все.

– Спасибо – не леденец, за щеку не положишь… Нет, нет, денег не возьму. Давай накрывать, будем гулять. Ты только домик прибери, когда будешь уезжать. Продавать стану – чтоб чисто было…

Ни слезинки, ни сожаления. Даже обидно. Вот баба! Железная леди…

Нужно было, не сорвавшись на бег, добрести до своего дома, доиграв до конца роль больного человека, – так, на всякий случай, если кто-то заметит. Дома Ирина закрыла дверь на ключ и почти закричала, забыв об осторожности:

– Все, Аркаша, все! Я свободна, уезжаю в некий южный город, где меня ждет новая интересная работа.

– Какая работа? – спросил он, блестя тревожно радостными глазами.

– Никакая. Это легенда. Я уволилась, получила выходное пособие и попрощалась с Колесниченко, Надеждой и Матреной.

– Тебе поверили?

– Еще как! Считай, все рыдали. А Колесниченко, хоть и притворялся огорченным, но был даже рад. На мое место он никого, конечно, сажать не будет, сэкономит деньги. Останется одна Надежда, как раньше было. Это он для меня должность придумал.

– За что тебе такие преференции?

– Как за что? Он же у меня «под колпаком», я тебе рассказывала.

– Нет, ты не рассказывала.

Правда, правда, Ирина не рассказывала. Зачем ему было знать, как она поймала Колесниченко «на крючок»? И как она лицемерно, корыстно дружила с ненавистной тюремщицей Матреной? И как по ее наводке избили талантливого глупого подростка? И зачем ему было знать, с каким интересом, молча она выслушивала деревенские сплетни и откладывала их в память, про запас – а вдруг пригодятся? Зачем было набрасывать тень на свой светлый образ? И вот чуть не проговорилась.

– Да ладно, я пошутила. Просто уважаемый Тарас Семенович был в восторге, что приехала грамотная дама из Санкт-Петербурга, и решил устроить в своей деревне «культурную революцию». Но не сбылось. Грамотную даму с нетерпением ждут во всех концах нашей Родины. И хватит болтать. Мне надо делать уборку и собираться.

– Зачем тебе собираться? Оденешься, и пойдем. Никаких вещей брать не надо.

– Ты, друг мой, опять проявляешь недальновидность. Ну сам посуди. Я ведь не убегаю, я у-ез-жаю. Понимаешь? Матрена придет сюда, а тут все брошено, все мои шмотки. Каково? Нет, я должна собрать чемодан, рюкзак, увезти на новое место свое добро. А то дядя Ваня – он, кстати, Матренин родственник – быстро скумекает, факты подгонит. Понял, гений мой неразумный?

– Понял. Только тяжко нам будет идти десять километров с чемоданом и двумя рюкзаками.

– Что поделаешь? Справимся. Ты как себя чувствуешь?

– Я здоров.

– И я здорова, и все у нас отлично получится.

После полуночи они взвалили на плечи рюкзаки, Ирина, выдержав небольшую борьбу с Аркадием и пообещав ему чередование сил, взяла в руки чемодан, ключ положили на стол и вышли из дому. Достали из-под коврика второй заржавевший ключ, с трудом заперли дверь снаружи и пошли вниз по тропинке к озеру, бросая под ноги слабый луч карманного фонарика. Хорошо, что не было снега и не надо было беспокоиться о следах. Однако влажная песчаная тропинка к озеру могла оказаться предательницей, поэтому они пошли сбоку от нее, цепляясь за длинные жесткие стебли, оставленные истлевшей летней травой. Озеро, черное и неподвижное, имело пугающий вид. Ирина потрогала поверхность ногой, подпрыгнула – крепко, не проваливается, не трещит.

– Ты уверена, что здесь, у берега, лед прочный? – напряженно спросил Аркадий.

– Матрена говорила, что этому льду никакая оттепель не страшна. Ты иди впереди, не торопись, сначала пощупай под ногами – потом ступай. Здесь недалеко. Когда деревня кончится, лес подступит прямо к берегу, ты и сам знаешь. Пошли, не бойся.

И они пошли – терять было нечего. Кое-где лед слегка оседал под ногами и потрескивал, они останавливались ненадолго и шли дальше. Лес, как долгожданный спаситель, выскочил за поворотом озера, и они кинулись ему в объятия, забыв об осторожности и едва не провалившись напоследок.

Обездоленный, раздетый зимний лес. Жалкие останки прошлого – мох, зеленый брусничник, длинные плети черничных кустов, почерневшие сгустки листьев, и все это уродство едва прикрыто рваным туманом, сквозь дыры которого слабо просвечивает мутный лунный свет. Снега нет, лишь в лощинах и ямах, как в хозяйственных тазах, валяются его мятые обрывки, похожие на грязные использованные тряпки для мытья полов. Такой лес хорош только тем, что при луне почти прозрачен и не надо путаться в зарослях, царапая лицо и руки, а надо просто идти вперед, огибая деревья, утратившие свою густоту и силу.

– Ты хорошо знаешь дорогу? – спросила Ирина.

– Хорошо. Я, когда приезжал раньше, часто здесь гулял, доходил до самых Ляховичей. Здесь летом красиво.