Другая женщина

– А колготки? – опять встрепенулась она. – Колготки-то порва-а-а-лись, – и снова завыла.

– Из этих колготок ты почти выросла. Все равно скоро новые покупать. Не плачь, ты ведь большая девочка. Сколько тебе лет?

– Восемь.

– Целых восемь лет, а ты плачешь. Ну перестань, обойдется.

Девочка все сильнее прижималась к Ирине, постепенно успокаиваясь. У нее было худенькое легкое тело и негустые пушистые волосы. От нее пахло чистым ухоженным детством.

– Иди домой. Где твой дом?

– Да вот он.

– Ну беги, не бойся. Я за тебя, хоть ты и виновата, – и поцеловала ребенка в волосы…

Ирина сидела за рулем, не в силах двинуть машину с места, и плакала. Ты нежная и удивительная… Как же так получилось, что она никогда толком не обнимала своих детей, не прижимала к себе, впитывая волшебный запах детства? Чмок – здравствуй, чмок – до свидания. И всё?! Она дружила с ними, помогала, утешала, разделяла их радости, но не могла припомнить случая, чтобы они сидели рядком на диване – она в центре, Андрюша и Леночка по бокам – и, обняв друг друга, шептались о разных разностях, или смотрели телевизор, или читали вслух одну общую книгу. Никогда не было такого, чтобы, идя мимо, она прижимала к себе ребенка, на минуточку, по ходу жизни – и каждый шел дальше по своим делам. Никогда не произносила она слов, казавшихся ей пошлыми и фальшивыми: радость моя, солнышко, котенок, ягодка, – а теперь вдруг обнаружилось, что это лучшие из известных ей слов, потому что они переполнены любовью и близостью. Ты нежная и удивительная. Неправда!

Успокаивающей музыкой Листа напомнил о себе мобильный телефон. Ирина откашлялась, пытаясь прогнать из голоса слезы, и взяла трубку.

– Ну где же ты? – недовольно спросил Аркадий. – Ночь на дворе, а от тебя ни слуху ни духу. Я ведь волнуюсь, между прочим.

– Я уже близко, Аркаша, – бодренько ответила Ирина. – Скоро буду. Все хорошо. Не волнуйся, радость моя. Солнышко мое… – и сразу отключилась, чтобы он не слышал ее рыданий…

Ирина была неправа, когда не верила в возможности, способности и обязательность Семена. Салонная выставка открылась быстро и была совсем как настоящая. Аркадий с его импульсивностью легко включился в процесс, отбирал картины, отыскивал для них места на стенах в зависимости от освещения, сюжета и композиции выставки в целом. На открытии он обещал обязательно быть, но оговорил себе право в последующие дни не появляться, так как не выносил толпы, долгих разговоров и необходимости быть в центре внимания. Впрочем, какую толпу он имел в виду? Думая об этом, Ирина про себя посмеивалась. Но она не знала Семена. Толпа не толпа, а народ на выставку явился. Очень много разного народа, молодого и старого, солидного и не очень. «Танцевальная зала» шелестела шагами и негромкими разговорами, фуршетные столики ломились от шампанского, фруктов и малюсеньких канапе с семгой, грибами и пармезаном. Прелестен был вид светских дам, разгуливающих с бокалами в руках, и серьезных мужчин, неподвижно по несколько минут стоящих возле полотен. Аркадий явился в костюме, белой рубашке и красной «бабочке» и, похоже, чувствовал себя неплохо, чтобы не сказать прекрасно, охотно разъясняя желающим замыслы сюжетов и еще какие-то профессиональные тонкости о свете, цвете и композиции, Ирининому интеллекту не доступные.

– Ну как? – спросил Семен, вальяжно приблизившись к скромно стоящей в сторонке Ирине. – Есть посетители? А вы говорили…

– В другой раз уже вряд ли кто-то придет?

– Придут, не сомневайтесь.

– А кто эти люди? – уточнила Ирина. – Ваши друзья и знакомые?

– Мои друзья, знакомые, знакомые знакомых. Встречаются лица, которых я вообще не знаю, просто любители живописи.

– Например, кто?

– Ну, Ирина, зачем считать по головам? И вообще, по-моему, вы относитесь к мероприятию несколько иронично. А зря. Это нормальная, хорошо организованная первая выставка талантливого художника. Это старт. И верю, он будет удачным.

– Да, да, я помню: впереди – Лувр. А вы организатор и вдохновитель всех наших побед. Наша КПСС.

– Возможно. Так что, дорогая Офелия, помяните меня в своих молитвах, – он нежно прикоснулся к ее руке.

– Непременно, везде, где можно, мы вас помянем, вы заслуживаете славы. Кстати, а где же ваш искусство-вэд, как его… Огрызков?

– Кусочков, – поправил Семен. – Василий Кусочков.

– Боже мой, он еще и Вася! Искусство-вэд Вася Кусочков. Похоже на анекдот. Может, это его псевдоним?

– Не знаю. Но вы напрасно иронизируете. Он большой пройдоха, и если вы подружитесь, может оказаться полезным. Вот только жадный.

– Так он здесь?

– Конечно. Давайте познакомлю.

Вася Кусочков носил не только красивое экзотическое имя, но имел яркую, нестандартную внешность. Такие люди не могут раствориться в толпе. Они заметны. А заметный человек украшает любое общество и вселяет в спящие души множество чувств самого разнообразного свойства: от уважения до презрения. Это полезно как для оживления общества, так и для самочувствия заметного человека.