Другая женщина

– Слушай, кое-что расскажу тебе. Я в детстве однажды наябедничала на одну девчонку, ее наказали. И стала я мучиться, вот как ты сейчас. Тогда мама и говорит: «Возьми лист бумаги, опиши свой поступок, честно объясни, зачем в ябеды пошла – для доброго дела или злого. Дай зарок: прежде думать, а потом делать. Напиши, что раскаиваешься. Потом этот листочек спрячь. И станет тебе легче». Это, мол, такой психологический прием, чтобы отпустить вину.

– Ты советуешь мне использовать этот прием?

– Ничего я не советую. Может, мама все выдумала, но мне стало легче.

Мама ничего не выдумывала. Эту сказочку Ирина только что выдумала сама, в том числе про психологический прием, о котором не имела ни малейшего представления.

– Может, мне на исповедь сходить, батюшке все честно поведать?

– Лучше ничего не придумал?

Аркадий вскочил со стула, побежал в комнату, принес лист бумаги и авторучку.

– Давай, диктуй, что писать.

– Не собираюсь диктовать.

– Так хоть намекни.

– Ну, например: я, Сажин Аркадий Павлович, такого-то числа такого-то года, в таком-то городе по такому-то адресу ограбил сейф своего приятеля такого-то. Потом напиши, что сделал это не из жадности, не из желания обогатиться, а по… такой-то причине. Напиши, как тебе чуждо то, что сделал, как ты мучаешься раскаянием. Только ни в коем случае не оправдывай себя, старайся писать искренне. Потом подпись свою поставь.

– Понял.

Он локтями очистил место на столе, подтянул стул, уселся поудобнее.

– Аркаша! Это надо делать не под утку с яблоками и шампанское. Уйди к своему столу, когда закончится наш банкет, и напиши наедине.

– Нет. Я сейчас же, – и побежал в спальню.

«Финита. Свадьба прошла весело, – обиженно подумала Ирина и тут же осадила себя: – Глупости. Порыв в человеке надо приветствовать. Порыв – это искренность».

Он отсутствовал не менее получаса. Потом вышел, протянул ей исписанный листок.

– На, читай.

– Ни в коем случае. Ничего я читать не буду, это твое, только твое. Спрячь куда-нибудь подальше, чтобы никто, кроме тебя, не мог найти. А как полегчает – порвешь и выбросишь. И никому об этом не говори. Слышишь, Аркаша? Никому никогда. Особенно по пьянке.

– Ну-у, Ирочка…

– Не обижайся. Это очень серьезно. Спрячь. И давай наконец завершим наше затянувшееся свадебное торжество.

На что она надеялась? На внушаемость, свойственную податливым чувствительным натурам? Или на чудо? Но свершилось и то и другое. Аркадий действительно успокоился, повеселел и через некоторое время снова стал поговаривать о разумном продвижении к своей неминуемой славе. И явилось чудо – в лице «богатенького Буратино» Семена…

Ирина уже въехала в город и неспешно катила по освещенному фонарями Приморскому проспекту, изредка бросая взгляд в сторону черного канала, окрапленного электрическими бликами. «Ну, Семен, дамский угодник, – весело думала она. – Страсть, видите ли, его охватила. Потерпишь, дорогой. Я из тебя вытяну все возможное и невозможное, а в награду… Как говорится, не дождетесь».

Если Семен не врет, из этой салонной авантюры может получиться по крайней мере первый шаг. Надо только уговорить Аркадия, чтобы не чванился. И заставить работать над оформлением выставки. И еще реклама. С рекламой ей скорее всего повезло. Ее коллеги по «Территории», ее новые друзья-завистники, имеют тесные связи с рекламными агентствами – такова многоплановая специфика их работы – и обязательно помогут с недорогой рекламой. Помогут, помогут, ведь и ей приходилось несколько раз поставлять стихи и песенки, воспевающие женские прокладки и средства от импотенции… Хорошо, что есть на свете славный меценат Семен. Все получится, все получится…

Ирина резко затормозила: маленькая девочка перебежала дорогу, едва не коснувшись капота. Уф-ф! Только этого не хватало! Девочка добежала до тротуара, споткнулась, упала и заревела на всю округу. Ирина выскочила из машины, помчалась к сидящему на корточках ребенку.

– Что? Что с тобой?!

– Вот, – плакала девочка, показывая порванные на колене колготки. – Порвались! – и снова зарыдала.

– Покажи коленку. Разбила?

– Нет, – плакала девочка, показывая сквозь дыру чуть розовую кожу.

– Тут нет ничего страшного. Не болит нога?

– Не болит.

– Что ж ты так плачешь?

– Мама заругает.

– За колготки?

– За колготки. И за то, что в парк одна ходила.

– А почему же ты ходила?

– Захотела, – усмехнулась девочка и опять заплакала.

– Вот видишь, как плохо маму не слушаться. Ты чуть под машину не попала. Но, слава богу, обошлось. Ну поругает мама, а ты будешь теперь послушной. Да?

– Нет, – еще громче заплакала девочка. – Я не умею быть послушной, а мама все ругает и ругает.

– Бьет тебя?

– Не бьет. Но она так кричит! И планшет отбира-а-а-ет! – слезы лились по ее лицу, и так жалко стало Ирине эту дурочку, что она прижала ее к себе и погладила по голове. – Ну не плачь. Ты подрастешь и поймешь, когда можно не слушаться, а когда нельзя. И никто не станет тебя наказывать. Ты будешь умная-разумная, а мама скажет: «Какая чудесная у меня дочка!»

Девочка обхватила ее руками за талию, уперлась головой в живот и притихла.