Другая женщина

Кроме больших денег и развития познания о неведомом, эти контакты принесли Ирине еще одну трудно оценимую пользу. Началось с неприятного пустяка: одна из молодых жен, готовящая поздравление с семидесятилетием своему кормильцу-мужу, обратилась к Ирине на «ты». Ирина, конечно, и бровью не повела, но не то чтобы обиделась, а как-то была уязвлена, может быть, потому, что красотка выглядела слишком уж шикарно, независимо и точно знала о своей неотразимости. Когда она ушла, вернее, выплыла к своему авто, Ирина осмотрела бегло свою ужасную комнату, потом подошла к зеркалу и глянула на себя. Надо менять квартиру, а главное – собственную внешность. Она не должна быть скромной домохозяйкой в серой юбочке и белой кофточке, с гладко причесанными волосами и не тронутым косметикой лицом. Бытие определяет сознание – вот что. Надо заняться собой.

И она занялась. Как во всем, дотошно, системно, изучая моду, выбирая адреса спа-салонов и фитнес-клубов. Говорили же ей иногда, что она красивая, вот и Аркаша вроде говорил. Да, дело в том, что красота должна быть заметной. Не прошло и двух месяцев, как она изменилась. Покрасила волосы в золотистый цвет (блондинки в моде!), подстриглась – длинное каре до шеи с косой челкой. Накупила одежды в модных бутиках на все случаи жизни. Чистая гладкая кожа, дорогая косметика, подчеркивающая особенности ее миловидного лица. Если у тебя ресницы длинные – а это так и есть, – достаточно немного туши. Если у тебя высокие скулы – именно так, только она не знала, что это выглядит сексуально, – их можно подчеркнуть румянами и пудрой. Губы… Хорошо бы иметь толстые коровьи уста, от которых мужчины падают замертво, но такой красоты у нее нет, до пластики она пока не созрела – значит, придется обойтись тем, что есть в наличии: пусть не толстые, но и не тонкие, а рисунок необходимо подчеркнуть хорошей помадой, подобрать цвет, неяркий морковный. И глаза. Здесь уже дело техники.

Про свои странные глаза, меняющие цвет в зависимости от освещения и настроения, она знала с детства. Этим свойством надо умело пользоваться. Если хочешь поразить кого-то русалочьей зеленью – стань лицом к свету. Если хочешь таинственной кареглазости – повернись в тень. Если хочешь казаться страстной – разозли себя, и глаза вспыхнут черным пламенем. Говорил же Володя, ее бывший муж: «Ах, эти жгучие глаза!» Правда, это была шутка.

О фигуре заботиться особенно не пришлось. Грудь могла бы быть побольше – если бы могла. Зато есть лифчики, придающие небольшой груди красивую форму. Ноги длинные, если научиться ходить на высоких каблуках. Она, конечно, научилась. Стройность? Да нет у нее никакого лишнего жира и не будет, надо только следить за собой. А костлявость вообще, кажется, выходит из моды.

Немного обидно было, что Аркадий вроде и не замечает происходящих в ней перемен. В оправдание такого невнимания она придумала две версии. Во-первых, он полюбил и любит ее такой, какой увидел, и все ее нынешние ухищрения были ему, грубо говоря, до лампочки, тем более что и не на него рассчитывались. Во-вторых – и это главное! – он наконец начал писать, был полностью поглощен работой и мало замечал окружающее. Он часто пил, бросал и ломал кисти, ругался, обижал ее, и Ирина, поняв, что теперь она, пожалуй, влипла окончательно, уже не радовалась этому факту, но любила еще сильнее этого увлеченного, неуравновешенного, неистового человека – за страсть в работе, в жизни, в постели. По крайней мере, она теперь знала, за что.

Аркадий любил ее, может быть, иначе, чем в первое время, но как-то более глубоко, серьезно и уважительно. Она заметила, что если раньше, соглашаясь с ней, он все-таки пытался сопротивляться, то теперь он ей верил, и был убежден в ее правоте, и понимал ее искренность, и знал, что она умеет чувствовать и предчувствовать и вовсе не стремится подавить, подчинить его себе, а поступает по велению ума и сердца. Он обнаружил в ней тонкое восприятие людей, событий и природы, умение по-своему видеть и слышать и по-своему выражать свои ощущения. Ему даже стало казаться – возможно, так оно и было, – что она понимает его живопись лучше, чем он сам. Иногда в процессе работы он подзывал ее к себе: «Посмотри, как ты думаешь, это хорошо?» Она говорила то, что чувствовала, и он знал, что стоит прислушаться. Порой его удивляло сочетание в ней мудрой расчетливости и пылкой радости по самому ничтожному поводу и то, что она обращала внимание на каждую мелочь в природных проявлениях и всему, что замечала, давала свои нестандартные определения. Однажды, проходя мимо по-зимнему некрасивой, сучковатой березы, она сказала:

– Странно, почему говорят «штрихи на березе»? Какие же это штрихи? Это летящие ласточки…