Другая женщина

– Прости, – проговорил он. Казалось, он сразу стал покорным, податливым, смиренным. – Не знаю, что на меня нашло. Ты так потрясающе выглядишь, вот и все. И я…

Тут он тоже вскрикнул, и я почувствовала, как его ноги подгибаются. Его голова мазнула меня по шее, словно ища опоры. Он тяжело дышал.

– Ты все-таки идешь, не передумала? – спросил он в паузе между этими вдохами-выдохами.

– Да, – ответила я, разглаживая на себе платье. Я толком не понимала, что у нас только что произошло. Интересно, это вообще нормально? Как два человека могут ссориться, кидаться друг на друга, а через две минуты как ни в чем не бывало заниматься любовью?

Да, я все-таки пошла, хотя не получила от этого никакого удовольствия. Чему тут радоваться, когда ты сама не пьешь, а два твоих лучших друга нажираются в хлам. Может, Адам и прав, думала я. Все действительно иначе. И возможно, это навсегда.

Вот как это было несколько недель назад. Теперь же я смотрелась в зеркало, то заправляя блузку, то вытаскивая ее обратно. Прошло всего три месяца с небольшим, а маскировать мой торчащий живот становилось все труднее. Но сегодня это не имело значения. Сегодня я впервые могла выставлять его на всеобщее обозрение, гордо нести свою беременность. И при этом ощущала себя просто какой-то толстухой.

– Ничего не подходит, – канючила я, роясь в шкафу в поисках вдохновения и ничего не находя. Я заводилась все сильнее, от злости у меня стиснуло грудь.

– То, что сейчас на тебе, выглядит шикарно, – снова заявил Адам, глядя, как я сражаюсь с плечиками и швыряю на кровать все новые и новые топики и брюки. Пусть твердит это хоть до посинения. Я не выглядела шикарно, я не чувствовала себя шикарно, во мне вообще не было ничего шикарного. Мне хотелось просто расстегнуть пуговицы на штанах, лечь на кровать и заплакать.

– А нам обязательно надо ехать? – проныла я, словно трехлетний ребенок.

– Ты сто лет не виделась с моей матерью. И потом, мы же должны сообщить ей наши новости, – заметил он. Я внутренне застонала.

– Неужели нельзя просто сказать ей по телефону? – спросила я умоляющим голосом.

– Эм, у нас будет ребенок, а она станет бабушкой, впервые в жизни. О таком не сообщают по телефону. И вообще все получится не так плохо, как тебе кажется. Потому что еще и Джеймс будет, со своей новой девушкой. Думаю, это слегка изменит… динамику взаимодействий.

Мне хотелось заорать. Какого черта, как я вообще все это переживу? Я не видела Памми со времен фиаско, которое я потерпела в торговом центре возле больницы. Я проигнорировала два ее голосовых сообщения. Адам отвез ее на последний «сеанс химиотерапии» и пришел в полный восторг, когда неделю спустя Памми позвонила ему и сказала: врачи так довольны улучшением ее состояния, что решили временно прекратить лечение. Я натянуто улыбнулась, когда он передал мне эту хорошую новость, хотя все время, пока он говорил, я подавляла в себе страстное желание завопить: «Она врет!»

Сама мысль о том, чтобы ее увидеть, заставила меня содрогнуться. Меня уже несколько недель не тошнило, но теперь я чувствовала, как мое нутро сводят знакомые спазмы – словно реакция на саму идею пребывания с ней в одном помещении. Казалось, мои нервные окончания растрепались и кровоточат.

Я представляла себе ее черты, искаженные болезненным удовольствием. Представляла, как она (несомненно) устроит так, чтобы я оказалась перед самым носом у Джеймса, тем самым словно бросая мне вызов: хочешь начать обличать меня? Ну-ну, только попробуй. При этом она все время будет начеку, готовясь обрушить свой гибельный удар, который, как она отлично понимает, полностью разрушит мои отношения с Адамом, все, что нас с ним связывает. А может, это Джеймс опустит нож гильотины. У меня закружилась голова, когда я в очередной раз задумалась, каковы же его мотивы – зачем он так себя вел? Зачем так говорил со мной? И что Джеймс и Памми могли выгадать, раздавив меня и разлучив нас с Адамом? Интересно, Джеймс рассказал ей правду? Признался, что я его отвергла? Или он такой же лжец, как его матушка, и потому изложил ей совсем другую версию развития событий? В любом случае все это сейчас не имело значения. Она могла превратить мою жизнь в ад и держать меня в заложницах, но действительно ли она собиралась так поступить? Она же наверняка понимает, что это неразумно. Она же понимает, что я о ней знаю. Но к тому времени, как она все-таки нанесет свой удар, это уже будет не важно, верно? У нас с Адамом все кончится еще раньше, чем мне выпадет шанс рассказать ему, как бессердечно она врала насчет своей болезни.

– Я не могу поехать, не очень хорошо себя чувствую, – сказала я Адаму. – Меня что-то тошнит. Поезжай один, сообщишь им новости.

– Ладно тебе, Эм. Соберись. Ты беременна, это не болезнь. Всего два часа в милом ресторане – и потом мы будем свободны. С этим-то ты можешь справиться?

Я совершенно не представляла себе, как смогу это вынести – сидеть в окружении Памми, Адама, Джеймса и его девушки и постоянно бояться этой гранаты, которая вот-вот взорвется. Впрочем, еще посмотрим, кто из нас первым выдернет чеку.