Другая жизнь и берег дальний

Немки-гувернантки млели от «Пупсика» и, хихикая, пели под аккомпанемент шарманки по-немецки:

Пупхен, ду бист майн либхен,
Ду бист майн аугенштерн!

Чьеко всегда подпевал на своем особенном наречии.

По окончании концерта, обезьянка-гусар снимала фуражку и обходила толпу. Из окон на землю сыпались гроши, копейки, а иногда и завернутые в бумажку пятаки. Их с удивительным проворством подбирала обезьянка, которая каким-то невероятным нюхом узнавала местонахождение каждой монеты. За особое вознаграждение обезьянка вскакивала на шарманку и вынимала из ларца бумажку с предсказаниями судьбы.

Также продавал Чьеко карточки с видами Сорренто, развалин Помпеи, какого-то моста над одним из венецианских каналов.

Особым успехом у новгородцев пользовались, почему-то, открытки с видом Сорренто.

Вскоре после большевистской революции Чьеко исчез. Исчез неожиданно: вчера был, а сегодня его уже нету.

Говорили, что он отправился на юг, чтобы оттуда как-нибудь добраться до Италии.

Пошел он, якобы, пешком с шарманкой и гусаром.

Возможно.

Новой России Чьеко был ненужен. Совсем ненужен.

Как стать пианистом

Теперь в большой моде балет.

Как только девочка перестает ползать и проявляет некоторое умение стоять на ногах, мать с ней устремляется в ближайшую балетную школу.

Преобладает мнение, что наш русский балет так хорош потому, что русские балерины начинают изучать свое искусство с детского возраста. Павловой было три года, когда она начала танцевать, Даниловой — полтора, а Кшесинской — шесть месяцев. Когда Кшесинской исполнилось пять лет, у нее уже был собственный особняк.

Это потрясает матерей.

Каждой матери хотелось бы, чтобы ее дочка была, как Павлова или Кшесинская и чтобы она к пятилетнему возрасту имела особняк.

Раньше девочки играли на рояле, а не занимались балетными танцами. Мальчики же играли на скрипке. Никому из наших родителей не приходило в голову определять нас в какие-то балетные школы, где мы научились бы изящно дрыгать ногами и ловко подпрыгивать в воздух, Мы бы, вероятно, умерли со стыда, если бы наши родители послали нас в школу танцев обучаться искусству хождения на ципочках.

Тургеневские девушки играли на клавикордах. Я нисколько не сомневаюсь в том, что играли тургеневские девушки на клавикордах довольно скверно. Во всяком случае, ни одна из них не выразила никакого желания стать профессиональным музыкантом. В тургеневскую эпоху девушки играли на клавикордах только для того, чтобы развлекать и завлекать Лаврецких.

Бедные Лаврецкие!

В дни моего детства и юности наши девушки развлекали и завлекали Лаврецких игрой на рояле.

Мы, мальчики, играли на скрипке.

Вернее, мальчиков учили скрипичной игре. Никакие родители не купили бы рояля для своего сына.

Но если в семье была дочь, для нее покупали рояль, а когда подрастал сын, его тоже усаживали за рояль. Раз инструмент есть, пусть учится.

Я уверен, что наши знаменитые пианисты научились фортепианной игре, потому что у них в доме стоял рояль, купленный для старших сестер. Или же инструмент, принесенный матерью в приданое. В противном случае, они все стали бы скрипачами. Или акцизными чиновниками. Или, как я, писателями и эмигрантами.

Двое моих сверстников и я сам учились скрипичной игре. Им повезло. Их сестры были моложе их. Мне тоже повезло — у меня, вообще, не было сестер.

Но один из моих товарищей, Женя Барановский, играл на рояле.

У Барановских в доме стоял рояль. Мать Жени и сестра, окончившая гимназию, были уже законченными пианистками. Другая сестра, гимназистка шестого класса, продолжала еще брать уроки. Мы с Женей были в третьем классе. Я пиликал на скрипке, а Женя мне очень завидовал. Он страдал от чувства неполноценности. Я его хорошо понимал: великое оскорбление было нанесено его мужскому достоинству тем, что его заставляли вместе с сестрами стучать по клавишам.

Родители Жени были строгие. Бедный мальчик должен был упражняться на своем проклятом инструменте не меньше часа в день.

Барановские барышни били по клавишам с величайшим усердием. Им это даже нравилось. Они добыли себе женихов с помощью рояля.

А Женя?

Женя Барановский стал весьма известным пианистом.

Вы несомненно читали о нем в газетах.

Эксцентрик

Жил в Новгороде помещик — очень богатый, говорили, помещик, Иван Фаддеевич К. Был он самодур, чудак, эксцентрик: сюртук был наглухо застегнут даже в самую сильную летнюю жару, носил бакены. Утверждал, что ненавидит деревню, а потому и живет в Новгороде.

— Терпеть не могу, — говаривал он, — всяких там букашек, пташек, таракашек и барашек. От лона природы ничего, кроме ревматизма, не получишь.

— А что такое Новгород? — отвечали ему. — Большая деревня.

Иван Фаддеевич с этим соглашался.

— Да, Новгород большая деревня. Когда-нибудь перееду на постоянное жительство в Питер. Там никаких букашек, пташек, таракашек и барашек нет.

Но никогда в Питер он не поехал.

Он всегда доказывал, что даже такой любитель деревни, как Тургенев, деревенской жизни, на самом деле, не выносил.