Другая жизнь и берег дальний

Как все наши эмигрантские жены, Анна Ивановна относилась к своему мужу со смешанным чувством недоверия и недружелюбия. Анна Ивановна считала Ивана Иваныча лично ответственным за большевистский переворот в России, за приход Ленина к власти, за вынужденное бегство Беженцевых за границу. Она также считала своего мужа ответственным за Гитлера вообще и его вторжение во Францию в частности и за их, Беженцевых, бегство из Парижа на юг. При каждом удобном и неудобном случае, мадам Беженцева об этом напоминала своему мужу.

В России Иван Иваныч был приват-доцентом. Он читал лекции по политической экономии. В качестве эксперта по этому вопросу он пытался — безо всякого, впрочем, успеха, — доказать своей жене, что по крайней мере сотни две других людей, кроме него, должны считаться ответственными за то, что произошло вначале в России, потом в Германии и Франции. Анна Ивановна никаких доводов не принимала.

На сей раз Иван Иванович, против обыкновения, вошел в комнату с торжественным сияющим лицом. В одной руке он держал папироску, а в другой — какой-то небольшой таинственный предмет.

— Где ты папиросы достал? — спросила недружелюбно Анна Ивановна.

— Повезло, — ответил приват-доцент. — Подобрал целых пять окурков на рю Канебьер.

— А что это у тебя в руке?

— В руке? — с притворным непониманием спросил Иван Иваныч. — В руке? Ах, это яйцо.

Анна Ивановна встрепенулась.

— Яйцо? — крикнула она. — Ты говоришь, яйцо? Настоящее яйцо? Куриное?

У Ивана Иваныча, как у большинства эмигрантских мужей, позыв к юмору появлялся в самое неурочное время.

— Нет, — сказал он. — Яйцо не куриное, а лошадиное.

Анна Ивановна враждебно взглянула на своего законного супруга.

— Где ты яйцо достал? По жребию выиграл?

— Нет, не по жребию, — ответил Иван Иваныч. — Купил по случаю на черном рынке. Заплатил за него пальто, пару брюк и три носка. Теперь у меня остался только один носок.

— Не беспокойся, — сказала Анна Ивановна. — Я дам тебе салфетку вместо носка. Даже лучше греет. Подай-ка сюда яйцо.

Иван Иваныч, как бы священнодействуя, передал своей благоверной этот замечательный и редкий пищевой продукт куриного производства. Анна Ивановна долго любовалась яйцом, а затем со многими предосторожностями, положила его на тарелку.

— Знаешь, что я с этим яйцом сделаю!? — воскликнула она восторженно. — Я  т е б е  приготовлю яичницу! Настоящую яичницу! Как в добрые старые времена в Париже — помнишь? Но ты не смей никому заикнуться, что у нас яйцо. Не то сбегутся, как хищные звери. Вся беженская колония в Марселе придет. А если кто добудет пропуск, то и из Тулузы явится. И не смей ничего говорить своему приятелю Полушубкину. У него такой нюх, что не дай Бог. Если он сегодня появится в нашем доме, клянусь Богом, я тебе устрою скандал.

Иван Иваныч, конечно сознавал, что он столь же ответственен за Полушубкина, как за Сталина и Гитлера, Петэна, Лаваля. Поэтому он ничего не сказал; это для всякого мужа, вообще, благоразумно.

В комнате воцарилось молчание. Потом, взглянув на своего дорогого мужа с обычным недружелюбием, Анна Ивановна спросила:

— У американского консула был?

— Да, — нерешительно ответил Иван Иваныч, — был.

— И что же?

— Ничего.

— Ну и отлично, — сказала Анна Ивановна. — Ни в какую Америку мы все равно не поедем. Надо здесь выждать. Нельзя торопиться. У меня такое предчувствие, что все скоро кончится. Я всегда верю в свою женскую интуицию.

— Конечно, — быстро и без всякого воодушевления согласился Иван Иваныч. — Конечно, торопиться нечего. Но все же, думается мне, надо уехать отсюда прежде, чем с голоду подохнем.

— Не будь паникером, — оборвала приват-доцента жена. — Продовольственное положение заметно улучшается. Если такому неудачнику, как ты, удалось получить яйцо, значит наступает перелом. Немцы скоро уйдут, и мы вернемся домой, в Париж.

Впервые в жизни Иван Иваныч ответил жене вызывающе.

— Мы едем в Америку. Как только получим визу, поедем.

— Никакой визы мы не получим, — сказала Анна Ивановна. — Стоит только американскому консулу на тебя посмотреть, чтобы у него пропала всякая охота вообще кому-нибудь выдавать визы.

— А вот и не угадала! — торжествующе воскликнул Иван Иваныч. — Мы с консулом в самых лучших отношениях! Десять минут с ним сегодня беседовал и все по-английски! Я превосходно овладел английским языком. Помнишь самоучитель, который нам дала Маруся? Я весь самоучитель наизусть запомнил. Изъясняюсь совершенно свободно. Беда только, что я ни одного слова из того, что сказал консул, не понял. Полагаю, что он не чистокровный американец.

Иван Иваныч сладко зажмурил глаза и, после краткого молчания, возобновил: