Другие

С густыми бровями и длинными ресницами, и для многих его лицо могло показаться странным и до ужаса нелепым, и даже когда он улыбался, это скорее походило на озлобившуюся гримасу. От одного его вида ты будто загонял себе под кожу тысячи худощавых серебристых иголок. Без принуждения, по собственной воле и как загипнотизированный, не мог отвести взгляда, медленно, но всё больше и больше трескаясь своим нутром-скорлупой, продираясь наизнанку чем-то таким, что всегда покоилось в подсознании.

Она же была укутана в шкуры диких зверей, пышная, облитая оловом форм, с алыми распалёнными щеками и длинными волнистыми розовато светлыми волосами, заплетёнными то тут, то там в маленькие дредины. Диадема из пожухлых, как сушёный гербарий, цветов была наброшена на её чело. Чуть покатые плечи, несмотря на всю её видимую тучность, отдавали невероятной толикой хрупкости и беззащитности.

В своей гармонии и дисгармонии эти двое отталкивали и притягивали друг друга, как Земля с Луной, два вечных спутника в зависимости один от другого.

– Дай мне воды, пожалуйста.

Голос лился родниковой водой, выделяясь пышными губами с плёнкой слюны, стекающей с уголков её рта.

Он достал спрятанный в корневище дерева бутыль с хрустальной водой, и протянул её, дрожа своими руками от надрыва потраченных сил в их буйстве красок и борьбы, что длилась уже час.

– Позволь мне зачать в тебя Существо, снова, прошу!

Пока она большими глотками всасывала в себя хрустальную воду, эту жидкость, влагу, проливающуюся по всему телу, он бросился с этим криком к её ногам, целуя ступни и обнимая змеиными руками во всю окружность. На её лице отразилась большая радость вперемешку с испугом, – она таинственно улыбнулась, проговорив,

– Пойдем, пора возвращаться в хижину, я вся-вся замёрзла и вся-вся промокла насквозь, до самой последней ниточки тобой подаренных мне шкур, давай же скорее, ну.

Она протянула к его лицу, с воинственной челюстью и таким же выпирающим лбом, свою ладонь, за которую он с таким упоением, будто ребёнок маленькими алыми губами за материнскую грудь, зацепился, поднялся и они отправились тернистой дорогой в сторону своей хижины.

В это же время в хижине, со вскрытой, наконец таки, дверью бегал голышом вокруг расколыхавшегося языками пламени камина Детина, пританцовывая и ударяя руками в маленький барабан перекинутый через плечо на тонком кожаном ремешку.

“Тунц-туру-тунц-тунц-тунц”

Глухие звуки ударялись о непроницаемые стены и возвращались обратно, в радостные и большие ушные раковины Детины, в которых в пору было бы поселиться маленьким морским крабикам и улиткам.

Он всё переставлял свои массивные, увитые мышцами ноги в неумолимой пляске, напрочь позабыв о том, что это чужое жилище и сюда в любой момент времени может кто-то вернуться, с минуты на минуту.

Тем более что за окном снова распалялся злокозненный дождь вперемешку с сочным градом, отражаясь и вибрируя ударами на поверхности пузатого Байкала. Ветер завывал, гуляя меж деревьев, а облака затягивались подобно густым сливкам в топлёном молоке. Но Детине всё это было плевать после стольких дней скитаний по мятым дорогам прибрежного леса, да ещё и при такой скверной погоде. Он просто жаждал уюта и хотя бы видимой безопасности, пускай и ненадолго. Его даже не пугал человеческий запах исходящий отовсюду и беспардонно забирающийся в ноздри. Уют и тепло, которое он так долго жаждал, победили, размазав по вязкому и густому воздуху его бдительность и настороженность. Забытье и улыбка растянулись на все пятьдесят два его сточенных клыка.

Буераками и обрывами, продираясь сквозь ветки лезущие в глаза пара медленно, но в верном направлении, доведённом долгими годами жизни здесь до какого-то скудоумного автоматизма пробиралась к заветному гнезду обетованному, крепко держась за руки. Царапины, как обильные мазки краски на полотне, нанесённые способным художником, покрывали всё тело мужской особи, зарывая от лезущих в глаза ветвей женщину.

Дождь лил всё сильнее. Спущенный с небес чьим-то желанием, он лупцевал по ним хлёсткими ударами града. Было неуютно и неприятно. Хотелось просто отмахнуться от этого всего, развести огонь под крышей и укутаться в прорву шкур, добытых в охоте на дикую живность.

– Давай быстрее, я замёрзну.

В недовольстве бурчала она, подталкивая его вперёд своими локотками.

– Ай, ну хватит уже! Тороплюсь, тороплюсь, как могу, как могу. Не видишь что ли, быстрей не получится.

–Ай, ай. Ууу. Я тебе сейчас как дам сдачи, получишь у меня.

– Не укай на меня, нахал. Останешься потом без ужина. Понял меня?

– Да твою стряпню только собакам на корм.

Тут они зацепились друг за друга и повалились на мокрую землю, молниеносно барахтаясь и скатившись по итогу в один из оврагов на их витиеватом пути.