Другие миры

Юрайя Клак напомнил Люку дедулю – каким тот был, пока не помер: высоченный, мосластый, будто кожу ему выдали на размер меньше, чем скелет. Щеки запавшие, так что скулы выпирают, как набалдашники из сияющего, старого, отполированного дерева. И костяшки пальцев такие же.

– Начинайте с усадьбы, – сказал Юрайя Клак. – За дверями направо.

По обеим сторонам гравийной дорожки, ведущей к большому дому, выстроились плуги, телеги и прочая полевая машинерия – настолько скучная, что Люк даже головы не повернул. Отец, напротив, все внимательно осмотрел – словно хоть что-то в этом понимал. Да он и морковного семечка за всю жизнь в грядку не бросил, а все туда же!

– Вот это, наверное, будет большой плуг, – объявил отец торжественным тоном музейного экскурсовода. – А вон то, рядом, средний плуг…

– А дальше ржавый и сломанный плуг… – ухмыльнулся Люк.

– …первый трактор, использованный в фермерском хозяйстве…

– …и превосходная коллекция колючей проволоки!

Было что-то пугающее в том, как все эти железяки аккуратно разложены на фанере с пронумерованными узлами и сочленениями – каждая способна причинить смерть.

– Некоторые образцы действительно великолепны, – пафосно заявил Люк.

– Изумительное собрание, – не отстал отец.

Некоторое время они хохотали в один голос. В первый, практически, раз с начала путешествия. Не так уж все и плохо, подумал Люк. Он еще вернется и расскажет друзьям про этот музей – реально самый убогий в мире!

Усадьба оказалась чертовски большой каменной махиной. Нижний этаж – сплошь столы-козлы, заставленные всякой мелочевкой. С точки зрения Люка – один в один школьная ярмарка поделок: крошечные тележки с запряженными в них лошадками, модели фермерских домиков и лавок, древние жестянки вокруг. Индейские куклы перемежаются диснеевскими игрушками, рядом допотопная касса, дальше табельные часы. И вправду деревня-призрак – населенная деревянными людьми и отмороженными куклами, будто прямиком из века мертвых детишек.

– Есть на свете что-нибудь, чего они не собирают? – громко поинтересовался Люк.

– Марки, наверное. Не припомню тут ни одной марки.

– Сдается мне, это вообще никакой не музей, правда? – продолжил Люк уже шепотом.

Отец покачал головой.

– По мне, так просто куча барахла.

Люк нехотя проследовал наверх, на следующий этаж, и принялся нарезать круги по главному холлу. Большинство комнат загорожены шнуром, так что можно только заглядывать внутрь, глазея на мебель: вон кровать, вон туалетный столик с водруженным на него умывальным тазом, вон стол со сдвижной крышкой, а на нем – плесневелые книжки. Куча манекенов в исторических костюмах. Пластик на лицах и пальцах облупился, кое-где руки не слишком аккуратно подсоединили, так что они торчат под странными углами и кажется, что манекенам неудобно.

Люк все время включал телефон, чтобы проверить время, – не хотелось бы проморгать шофера обратно, на станцию. Тут наверняка даже сети нет. По залу бродила только еще одна семья – мама, папа, дочка, и девочке явно было не веселее, чем ему. Товарищи по несчастью молча обменялись понимающими взглядами. Уж на что гнусно в поезде, но застрять здесь было бы еще гнуснее.

Однако уже в следующем зале брови у Люка поползли вверх. Там оказался бродячий цирк с разными палатками, и на каждой – линялый, но до сих пор кричаще-яркий плакат: «Корделия, женщина-змея», «Кардиффский великан», «Вечное сердце». Люк жадно запорхал от палатки к палатке. Женщина-змея разочаровала сразу: несколько больших лоскутьев змеиной кожи грубо сшиты в подобие человеческого торса. Кардиффский великан впечатлил несколько больше – огромное тело, будто вмерзшее в глыбу камня. Похоже на те человеческие окаменелости, которые выкопали в Помпеях после извержения вулкана. Зато вечное сердце – вот где самая жуть. Плавает себе в большущей канистре мутной воды и выглядит совершенно настоящим, пухлым таким и влажным. Да еще на маленькой табличке под ним написано:

«Сердце поэта Перси Биши Шелли, оставшееся нетленным даже после кремации тела. Иногда оно бьется».

В дальнем конце экспозиции красовалась деревянная будка без окон. Надпись на двери гласила:

«Мальчик-призрак».

Люк подергал за ручку, но дверь оказалась заперта.

– Это за дополнительную плату, – произнес голос Юрайи Клака, внезапно материализовавшегося сбоку. Пахло от хозяина музея свежевыстиранным бельем и пилюлями от кашля.

– Что такое мальчик-призрак? – недоверчиво спросил Люк.

– Это гвоздь экспозиции. Дополнительная плата – два доллара. За три пущу обоих.

– Честная сделка, – согласился отец, подходя.

Люк не сомневался, что внутри окажется очередная старая кукла, но пока мистер Клак трясущимися руками отпирал будку, холодок предвкушения все-таки забегал у него по спине. Отец подмигнул ему, и Люк переступил порог. Внутри горела в китайском фонарике одна-единственная лампочка, отбрасывая тусклый красный свет. Пахло благовониями, но запах плесени они перебить все равно не могли.