Другие Мы

– Ты меня, конечно, ужасно бесишь. – Снисходительно замечает он и кладет руки мне на плечи. – Но, поверь, я нормально отношусь к тебе. И если мы попробуем не ссориться каждые пять минут, то у нас быстрее получится выбраться отсюда.

Тяжесть его рук на моих плечах и близость его лица к моему лицу заставляют мое сердце забиться чаще.

– Значит, мы напарники? – С издевкой уточняю я.

– Хорошо, Люси. – Устало кивает Дин. – Мы – напарники.

– Прекрасно! – Отвечаю я с улыбкой. – Значит, мы можем больше не подкалывать и не унижать друг друга, чтобы самоутвердиться.

– Да. – Вздыхает он.

– Супер. Можешь уже убрать свои грабли с моих плеч.

– Боже… – Качает головой Дин.

– И не закатывай глаза. – Довольно хмыкаю я. – Это неуважение к напарнику.

– Чтоб мне провалиться.

– Такому громиле, как ты, трудно будет просто взять и провалиться. – Замечаю я, когда мы снова начинаем движение по тротуару. – Кстати, как твой напарник, спешу обратить твое внимание, что тебе совсем не обязательно стыдиться того, что ты идешь со мной по улице у всех на виду.

– Я и не стыдился. Мне все равно.

– В этой вселенной наши совместные прогулки ни у кого не вызовут вопросов. Здесь я – твоя девушка.

Дин в ужасе округляет глаза.

– И как я мог об этом забыть? – Произносит он с прискорбием.

– Не спеши радоваться: я не позволю себя целовать или лапать, если мы вдруг встретим знакомых.

– Ты режешь меня без ножа. – Безучастно отзывается Дин.

– В случае возникновения внештатной ситуации будем держаться ближе друг к другу и вести себя согласно плану.

– О, у тебя и план есть?

– Имею в виду, что, если мы случайно встретим кого-то, мы должны изображать Люси и Дина – тех, к которым все здесь привыкли. Но без перегибов: это я про их лобызанья и объятия, для нас это все необязательно. Достаточно изображать дружелюбие.

– То есть, если мы сейчас наткнемся на Якоба и Марка, ты станешь строить из себя милую и веселую Люси, а не ту, что постоянно норовит взорвать мне мозг?

– Думаю, тебе придется сложнее. Твое раздутое эго в кармане не спрячешь.

– Вот этот обмен любезностями и называется ссора. – Сокрушенно восклицает Дин. – Если не веришь, посмотри в словаре, Люси. У тебя явные проблемы с общением.

– У меня проблемы только в общении с тобой. – Сердито бросаю я.

– Дай, угадаю: потому, что ты заноза в заднице? – Усмехается он.

– Нам явно нужно письменное перемирие. И система штрафов.

– Или поменьше разговаривать друг с другом. – Дин «зашивает» свой рот невидимыми нитками. – Вот, хотя бы, так.

– Я не против. – Соглашаюсь я, показывая ему «большой палец вверх». – Молчаливым ты мне нравишься больше.

Дин галантно открывает передо мной дверь магазинчика, я с ехидной улыбочкой киваю в знак благодарности и вхожу. Он входит следом и наталкивается на меня потому, что я останавливаюсь. В мини-маркете не так много посетителей, но на кассе уже собралась очередь. И все потому, что кассир работает очень медленно, флегматично и даже сонно, словно он в трансе.

Это мужчина, ему за сорок, на нем мятая майка, грязные шорты, в зубах зажата недокуренная сигарета. Его черные волосы длиной до плеч спутаны, под глазами пролегли серые круги, на щеках темнеет неприлично отросшая щетина.

Даже Дин не сразу узнает гениального ученого. А когда это происходит, с его губ слетает тихий вздох разочарования.

Обслужив одного клиента, Григорий отхлебывает черной кофейной жижи из пластикового стаканчика, снова сует в зубы сигарету и принимается обслуживать другого.

Мое сердце падает. Это конец. Тот, кто мог помочь нам вернуться в наш мир, трудится кассиром в магазине и совсем не похож на физика.

Чувствуя, как иду ко дну, я беру за руку Дина и сжимаю его ладонь в своей. Плевать, что он подумает, и как это воспримет. Вокруг меня теперь все слишком чужие, кроме него. Я держусь за единственного, кого по-настоящему знаю.

19

Четыре года назад

Дин

Люси крепко держит меня за руку, и я вынужден притворяться, что без ее помощи не заберусь в окно спальни. Я готов выглядеть слабаком, лишь бы она не отпускала мою ладонь. Рывок, и у меня, наконец, получается перебраться с ветки дерева на подоконник. Через пару секунд я уже в ее комнате.

– Что случилось? – Шепчет Люси в темноте. – Ты так поздно.

На ней пижамная сорочка на лямках, и я могу разглядеть, как лунный свет скользит по острым выступам ее тонких ключиц.

– Не закрывай. – Прошу я, когда она тянется к окну.

Мне словно не хватает воздуха. Ноги слабнут, и я медленно опускаюсь на корточки, а затем сажусь. Прислоняюсь спиной к стене.

– Дин, ты чего? – Люси опускается на пол рядом со мной.

Я вижу, как сияют ее янтарные глаза, как тени мечутся по матово-белой коже ее лица, и понимаю, почему пришел сюда. Она – единственный близкий для меня человек на всем свете, и только Люси поймет, только она найдет нужные слова, чтобы поддержать меня и утешить.

– Эй, ну, что ты. – Шепчет она. – Дыши. Глубже. Вот так.

Она убирает пряди моих волос мне за уши. От прикосновения ее пальцев к коже по моей спине бегут мурашки размером со слона.

– Мне так хочется плакать. – Сквозь стиснутые челюсти цежу я.