Другие ноты

Повсюду распространился крепкий пивной дух, из комнаты доносятся голоса, невнятно бормочущий телевизор и размеренный тик-так часов. Она ловит свое отражение в небольшом зеркале у вешалки: растерянная девушка на грани отчаяния, надо бы собраться; ожидание чего-то неизвестного, безымянного мерцательно трепещет в груди, когда она слышит его теплый желтый смех за стенкой. Канареечный смех беззаботного человека. И как она не сверзилась тогда с пуфа, пришлось экстренно ухватиться за оконную ручку. Они так напряженно вглядывались друг в друга, она сверху, он – стоя на пороге, что все другое померкло, стало абсолютно бетонного цвета, пока они прокручивали диафильм-воспоминание, суетливо выискивая кадры, где это им прежде доводилось встречаться, при каких обстоятельствах, в каком городе, стране, может быть, в очереди в магазине, может быть, в прошлой жизни, вглядывались так долго, и, кажется, она немножечко дольше, как оказалось, забывшись и забыв, что в комнате полно народу, который явился совсем не для знакомства с ней, как оказалось, а только ради лучшего друга Славы: это Женя, мой кореш детства, мы не виделись сто лет, – только ради него одного, из-за него одного. И, возможно, сам Слава этого даже не понял. В тот вечер, вылившийся в дождливую шумную ночь, они с Женей старательно избегали взглядов. Но он что-то в ней угадал, она как-то об этом узнала. И теперь, кажется, лучше сквозь землю провалиться, чем войти в комнату, из которой доносится его смех, звеньями цепи звенящий, цепи, к которой она прикована.

Слава обнимает ее сзади за плечи, привлекает к себе, как ребенка, путь к отступлению закрыт, они ныряют в комнату, и вся веселая компания, которая для нее сейчас – паноптикум, – ликуя по поводу их появления, усаживается поближе к столу – на диван, на непарные венские стулья или просто на пол, принимаясь греметь бокалами и бутылками (кто-то еще спешит из кухни с тарелками, кто-то курит на балконе). Под эту разноголосицу она думает о том, что ей нужно потихоньку исчезнуть. Что, если уйти? Выйти под каким-нибудь предлогом из дома, хорошо, сбежать, пусть это так называется. Или отсидеться в кухне? Сослаться на головную боль. Позвонить кому-нибудь, имитируя важный разговор, забившись в угол. Уединиться, пока она не успела раствориться во всем этом, причем как можно скорее, иначе ее уход будет замечен. Да, так будет лучше. Упорхнуть, освободиться от всех чужих, от Славы и от того, кто совершенно на нее не смотрит.

Вместо этого подходит и говорит: «Было бы жаль, если бы я тебя не застал. Я принес сумасшедшее марочное вино с мыслями о тебе».

Ей приходится уступить, присесть вместе со всеми за стол (все смеются, о чем-то спорят – очень громко), он подает ей бокал, вопреки необходимости он касается ее пальцев.

– Слава, расскажи, как вы познакомились?

Сердце замирает, потом включается, рывками пульсируя в горле. Она торопливо выпивает вино, ей кажется, что она опоздала, обратила на себя внимание людей, которые бесчувственны и слепы (мысль уйти из комнаты не покидает ее), – мы познакомились на вокзале, – говорит Слава, – у нее не было выхода, такие тяжелые сумки и чемодан, – говорит Слава, она встает, проходит в кухню (одиннадцать шагов из комнаты – направо), останавливается на середине пути – в трех шагах от дверей балкона, в четырех – от передней. Теперь вокзал – это мое самое любимое место, – говорит Слава. – Можно даже отпраздновать там годовщину знакомства, беляшами с мясом, например, – говорит Слава, смеется, кто-то начинает развивать эту тему, она теряет нить разговора, запрещает себе слушать. Нервничая, она замечает чужие сигареты на подоконнике, чувствует, что Женя стоит за спиной, ощущает его взгляд затылком. Она совсем не удивлена. Она уже знает, что он хочет сделать. Говорит: «Не надо». Отступает в сторону. Поворачивается к нему лицом. Его лицо – ничего удивительного, она знала, – оказывается совсем рядом, настолько, что получается смотреть только на его губы, – он гораздо ниже Славы, вот оно что, – и эти губы говорят: «Ты очень красивая сегодня». Она хочет сказать: «Спасибо», она говорит: «Я знаю».

– Собиралась сбежать?

– Нет. Я вышла покурить… на балкон…

Он отступает, и она возвращается в переднюю – семь шагов (что, если бы кто-нибудь проходил мимо? – в кухне арка без дверей), набрасывает на плечи пальто и шарф на голову – быстрыми, решительными движениями. Все хорошо, да, думает она, ничего не происходит, но чувствует, как предательски трясутся руки, пока неуклюже пробирается к балкону, в темноте соприкасаясь с ним. Он по-прежнему стоит на месте, спрашивает:

– Почему ты сказала «не надо»?

– Ты хотел меня поцеловать.

– Меня к тебе тянет. Как на свет.

Она говорит: «Ты не в моем вкусе», говорит: «Не мой типаж», выходит на балкон, открывает одну из створок прямо по центру, небо мелким бисером орошает ее лицо. Вспоминает о своем желании убежать, вспоминает, что клялась Славе завязать с сигаретами и продержалась почти месяц…

– Я закричу, – говорит она. – И все сбегутся.