Другие ноты

Автобус волочится по вечернему городу, как озябшая гусеница, изредка петляя на ходу. От усталости и холода ее клонит в сон. Сегодня на работе было слишком шумно, а это утомляет. Она пытается подсчитать остановки, сбивается и начинает снова, нет уверенности, что у этого номера нужный маршрут, она запрыгнула в первый попавшийся, а впрочем, не важно, думает она, капли дождя все быстрее слезятся по стеклу, размывая городской пейзаж: совсем чуть-чуть не доехав до дома, она засыпает. Голова улетает на космической скорости в черную дыру, потеряв интерес к ее отчаянию и усталости, выключается земное притяжение, включаются защитные коды забвения, способные трансформировать секунду в Вечность. Но трое подростков, с безудержным хохотом и визгом покидая автобус, будят ее, она осматривается, изо всех сил сопротивляясь невменяемости, сходит на тротуар, в каком-то смысле переживая тектонический сдвиг. Держись прямо, плечи назад, этому учили ее, этому учит она. Асфальт неприятно пружинит под ногами, точно она идет по пластилину, по глине, по хлебному мякишу, как в сказке: девочка, которая наступила на хлеб, чтобы не утонуть. Ей лучше бы провалиться, но она идет, думает о том, что похожа на неваляшку, куклу, у которой внутри сложный механизм и пустота. И пустоты, наверное, больше.

Влекомая перспективой осеннего сквера, она меняет маршрут. Меднолиственная аллея – когда она умудрилась стать такой? – трепещет вылинявшими от дождя бумажными гирляндами на ветвях, расплывается пятнами, матово блестит мокрыми скамейками. Она думает о горячем чае, о новой книге, которую будет читать, о том, что завтра – выходной, спускается в подземный переход неподалеку от дома, где, несмотря на промозглый вечер, бойко торгуют цветами – маленькими букетами с бессмертником в нелепых розовых воланах фольги – очевидно смертные бабушки, такие же сухонькие и маленькие, как их букеты. Они протягивают руки в огромных варежках навстречу случайным прохожим, тычут свои иммортели и монотонно твердят: «Недорого, купите, недорого…»

Она берет один букет из жалости к мерзнущей бабушке, долго не может справиться с зонтом, еще дольше выуживает из сумки кошелек, расплачивается и быстро шагает прочь.

– А сдачу, девочка, сдачу!

Главное – не разменять себя на мелочь, думает она. Не ожидать сдачи, подачек в виде случайных встреч с ним. Лишить чувства дееспособности, парализовать, стерпеть. Взять фермату и выдержать. Или сократить. Они бы не познакомились, конечно, просто увидев друг друга на улице, в магазине, в метро, в кафе… На вокзале. Он не придумал бы повода заговорить, даже если бы она ему сразу понравилась. У нее была бы возможность забыть его через полчаса, как забываются случайные прохожие, – даже если бы он ей сразу понравился. Это Слава во всем виноват, зачем он их познакомил.

Будто рыбина, она ныряет в арку своего дома, похожую на огромную раму, демонстрирующую причудливую паутину водорослей-ветвей, эффектно подсвеченную с фасада. Из окон струится отраженный свет, заставляющий сверкать газон. Клен бессильно воздел руки с опадающими пестрыми листьями. Скоро вокруг него воздвигнут пестрые пирамиды Хеопса. Потом их погрузят на трактор и увезут.

Негнущимися от холода пальцами она набирает код подъезда, дверь делает конвульсивный вздох, впускает ее в свою пасть, она чувствует сухой, незыблемый запах старости и постоянства.

Все пройдет, думает она. Даже будущая зима. Даже царапина на штукатурке стены у двери.

79

В классе шумно, как везде, где есть дети. В особенности первоклашки. Они обступают пианино до моего прихода, робкие заражаются отчаянностью смелых и топают пальчиками по клавишам инструмента в надежде не быть застигнутыми врасплох. Каждому ребенку интересно, всем любопытно, как пианино издает звуки, даже если пару недель назад он согласился учиться игре на домре или саксофоне. Никто не стремится топать по порядку, взбираясь по ступенькам гаммы вертким указательным пальчиком, о нет! Каждый считает своим долгом почирикать на самых высоких нотах или невольно сымитировать поступь грозного, страшного медведя на контроктаве. Любым изощренным способом подражать настоящей игре на пианино – это весело. В особенности первоклашкам на первых учебных занятиях в конце сентября.

Когда я решительно вхожу в класс, включается режим звуко– и шумоизоляции. Они еще не привыкли ко мне. Не знают, чего им стоит от меня ожидать. Я просто та тетя (многие не запомнили моего имени-отчества), которая будет помогать им читать с листа и заставлять зубрить основные вехи творчества великих композиторов. Пока же головастики-нотки взялись за ручки и бессмысленно пляшут по партитуре. К тому же есть сомнения в том, что все эти композиторы на портретах такие уж великие.