Другое детство

После линейки мы с Артуром пошли ко мне. Мама была на работе, бабуля решила не приезжать с дачи, раз уж праздника всё равно не будет, поэтому у нас был в запасе целый день. Мы болтали на тему «как я провёл лето».

Выяснилось, что Артур провёл его гораздо активнее, чем я: — Ну вот, чел, короче, нахуярились мы водки с деревенскими, и потом этот Сашка сел в свой «бэ-эм-вэ» и поехал, типа, в магазин. Только до магазина он не доехал. Вернулся к нам минут через сорок пешком. Мы его спрашиваем: «Где, бля, бухло, чувак?» — а он такой говорит: «Мужики, бля, я машину потерял!»

Слушая про эти приключения, я закатывал глаза, чтобы показать весь свой ужас перед таким падением нравов. Это ещё больше раззадоривало Артура, так что нельзя было понять, где в его рассказах правда, а где эпатирующие преувеличения. Но, в любом случае, мы были рады видеть друг друга, говорить друг с другом, снова лежать вместе на диване и радоваться тому, что новый учебный год обещает быть таким же насыщенным дружбой и совместным времяпрепровождением, как и прошлый.

Следующий же день поставил под сомнения эти наши (вернее, мои) надежды.

Я немного опоздал к началу первого урока, все уже сидели на местах, хотя учителя ещё не было. Я вошёл в класс, стараясь не встречаться ни с кем глазами, потому что мало с кем был знаком. Артур первый урок проспал, поэтому я сел один за свободную парту. Что-то было не так. Тёмный кабинет истории, негромкий шум в классе, куда вот-вот должен войти учитель, обычное начало ничем не примечательного учебного года, но было во всём этом что-то неправильное, заставившее меня осмотреться. И в какой-то момент мой взгляд встретился с другим, так же внимательно изучавшим меня. Я вдруг покраснел, показалось, будто из ушей сейчас хлестанёт кипяток.

Это был взгляд больших чёрных широко расставленных глаз на взрослом уже лице, и я очень хорошо его знал. Ира.

Она улыбнулась мне, показала язык и отвернулась. Она сильно изменилась, но осталось в ней всё равно много от той Иры, с которой мы держались за руки, любуясь моей опушкой, и целовались в отсутствие бабули. Иры, которая уже не была моей официальной первой любовью, потому что всё-таки эти детские любови не считаются. Но я понял что никогда не забывал её.

Её губы казались ещё полнее. Она стала ещё смуглее — или длинные чёрные волосы придавали ей эту цыганскую смуглость? В ней было много детского, весёлого и беззаботного, но уже появились едва заметные женские жесты: то, как она убирала чёлку со лба, заправляя прядь за ухо, как откидывалась на спинку стула, закинув ногу на ногу и слушая учителя, немного наклонив голову. Она была одета в светлую блузку и длинную, очень узкую юбку по последней школьной моде — настолько тесную, что в ней не получалось нормально ходить, поэтому девочки семенили от одного кабинета к другому, как японки в сабо. Казалось, Ира знала, что красива и поэтому старалась выжать из этой красоты как можно больше, подчёркивая её своими манерами. В ней и раньше было кокетство, но теперь оно стало осознанным, хотя и бесцельным. Вернее, всё живое вокруг неё было целью, Ира хотела нравиться всем. И, надо заметить, это у неё получалось.

На перемене мы поговорили, рассказывала в основном она, я только краснел от смущения. Родители её развелись в зиму нашего знакомства, она жила какое-то время с бабушкой, а потом мама вышла второй раз замуж и переехала к новому мужу в наш район. Дача осталась за её отцом, с которым она видится редко и потому больше туда не ездит. В моей семье никаких замужеств или разводов не было, поэтому на её вопрос «ну, а у тебя как дела?», я ответил дежурным «нормально». Она посмотрела на меня немного насмешливо и поинтересовалась: «А что, девушка-то у тебя есть?»

Я мысленно удивился этому сочетанию — я и некая абстрактная девушка, потому что вообще никогда не думал о себе в этом контексте. Не успев ещё больше смутиться, я отрицательно помотал головой, Ира состроила гримасу сострадания: «Эх, Семён Семёныч, что ж ты так?»

Звонок избавил меня от дальнейших расспросов, я только боялся, что она сядет со мной за одну парту, но, на моё счастье, в классе уже был Артур, к которому я подсел, не оставив ей шансов пытать меня во время урока.

Теперь, впрочем, настала очередь Артура: — А это что за чувиха?

— Ира.

— Новенькая?

— Да.

— Хуяссе ты девок кадришь, Тёмыч!

— Я не кадрю, мы раньше были соседи по даче.

— А чё покраснел так, «сосед»? Втюрился?

— Артур. Прекрати кривляться, пожалуйста, и вообще нас сейчас из класса выгонят, — ответил я с театральным возмущением, впрочем, учительница действительно поглядывала в нашу сторону.

После урока Ира уже болтала с другими девочками и не обращала на меня внимания, хотя я стоял неподалёку и клял Артура за то, что тот, решив не курить, провёл со мной всю перемену.