Другое детство

Я не очень задумывался, влюблена ли в кого-нибудь Ира. Я точно знал, что не в меня, как и ни в кого бы то ни было в школе, и меня мало интересовало, что происходит вне школьных стен. Я вспоминал иногда её каратиста, с которым она «делала это» несколько лет назад, но чем больше думал о нём, тем яснее понимал, что это был всего лишь способ поиздеваться над маленьким влюблённым дурачком, каким, надо полагать, я и остался в её глазах. Может, каратист и существовал как историческая персона, но вряд ли их отношения зашли так далеко. И даже если сегодня на его месте есть кто-то другой, меня это почти не беспокоило, будучи скрытым от моих глаз. Я не знал пока, что такое ревность, потому что замкнулся на себе, ничто вне меня и моих чувств не имело значения.

Но однажды, выйдя из школы после уроков, я увидел Иру с молодым человеком. Она стояла очень близко к нему, развернувшись и как-то раскрывшись ему всем телом. На лице её была улыбка, которую она берегла для тех, кому хотела особенно нравиться, и которая никогда не доставалась мне. Это был невысокий, но широкий парень с непропорционально маленькой головой. Он показался мне несимпатичным: тупой нос, маленькие острые черты лица, небольшие близко посаженные глаза. Он был похож на вепря со статуи, стоящей в одном из музеев нашего города. Но был в нём, безусловно, какой-то шарм, привлекавший Иру. Даже на расстоянии от него исходила волна мужественности, которая могла погубить не одного Адониса. Они были далеко, я не слышал, о чём они говорили, но решил, что не стоит испытывать судьбу, и быстро свернул за угол.

Мне было интересно узнать, кто это. Я старался придумать оправдание Ире, которое помогло бы сохранить лицо и мне. Старший брат? Нет, не стала бы она так разговаривать со старшим братом. Ну, значит, просто друг детства. Ничто не опровергало эту версию — кроме внутреннего голоса, шептавшего, что я не прав.

Мне было неприятно его появление, но когда я думал об этом рослом подкачанном молодом человеке явно старше нас, меня окутывало странное чувство облегчения. Я понимал, что если это её парень, значит, последние мои шансы на взаимность навсегда испарились. Рождённый дохляком — качком не станет. Мне оставалось по-прежнему страдать, мечтать, писать стихи, но на всём этом теперь лежала печать обречённости, необратимости и в то же время постоянства, от которого становилось легче.

Я не спрашивал у Иры, кто это, боясь, что она поднимет на смех мою «ревность», кроме того, мне было страшно узнать правду и ставить точку в этой истории. Вдруг всё-таки брат?..

Через пару недель, когда я столкнулся с ними на крыльце школы, мне уже было не увильнуть. На этот раз сомнения окончательно развеялись: Вепрь не принадлежал к числу близких родственников. Он приобнял Иру, слушая, что она шептала ему на ухо. Я, наверное, слишком долго смотрел на них, Вепрь обернулся, вслед за ним на меня посмотрела Ира: — Артём, познакомься, это Саша. Саша, это Артём, — сказала она и засмеялась, из чего можно было заключить, что Саша со мной заочно уже знаком, — мы с Артёмом дружим, он хороший. Ты его, Саша, не обижай.

— Привет, пацан, — он протянул мне свою сильную жилистую ладонь с постриженными под самую кожу ногтями.

Я с опаской пожал его руку, боясь, что он сожмёт мою со всей силы или придумает ещё какой-нибудь способ показать, кто здесь круче. Но он не стал делать ничего подобного, а только рассматривал меня своими карими, немного насмешливыми глазами, лишёнными и искры интеллекта.

— Ну чё, как дела-то, расскажи? — спросил Вепрь, пытаясь, скорее заполнить паузу, чем вызвать меня на разговор.

Я пробормотал в ответ, что нормально. Мне очень хотелось с достоинством уйти так, чтобы это не было похоже на бегство. Но ускользнуть оказалось непросто — они загораживали лестницу, по которой мне нужно было спуститься с крыльца. Если я пойду в противоположную от дома сторону, то дам им повод для веселья. Хотя откуда им знать — может, у меня дела сегодня именно в той стороне.

— Ну, ты чего стоишь-то, как каменный, Артёмка? Испугался что ли?

— Ничего я не испугался, мне идти пора. До свидания, — собравшись с духом, сказал я.

— О-о-о, ничего себе, ты как говорить умеешь. Молодец, пацан. Бывай, — с некоторой иронией произнёс Саша.

Смелости моей не хватило, чтобы подвинуть эту парочку, и я спустился с другой лестницы. Но чтобы сохранить лицо, не стал обходить крыльцо, подавляя в себе желание обернуться, я прекрасно знал — они смотрят мне вслед и смеются.

Сомнений больше не было. У Иры есть молодой человек, и моя любовь из безответной превращалась в безнадёжную. Мне стало грустно от этой мысли, но она меня успокоила. Теперь я могу окончательно и бесповоротно погрузиться в своё несчастье, не надеясь на какие-либо перемены. От меня больше не требовалось решительных действий, которые подразумевались прежде. Хотя я и раньше не особо стремился завоевать Ирино расположение, просто стараясь чаще встречаться ей на пути, — больше и этого делать не стоило, всё равно ничего не получится. В самом деле, не на дуэль же мне его вызывать.